Собрание сочинений. Том 2. Иван Иванович

Вспомнилось, как бабка-эвенка, скинув меховой нагрудник, купала внука в ванночке, взгромоздив ее на стол, поближе к теплу и свету. Младенец бил по воде руками и ногами, таращил раскосые глазенки на светлый пузырек электрической лампы. Ребятишки постарше тоже взобрались на стол, смеялись, глядя на довольного братца, и толкались, мешая бабке… А на улице мороз шестьдесят градусов!

С новосельем, граждане! Со вступлением в счастливую жизнь! Какими словами надо рассказывать о таком?!

Стукнула дверь, и Ольга насторожилась. Иван Иванович ушел на работу в последний раз перед поездкой, ему еще рано вернуться. Пава от самого порога начинает бранить мороз и удивляться причудам природы, охочей до всяких крайностей. У Елены Денисовны своя манера входить в дом: тщательно прикроет дверь, вытрет ноги, Варвара вбегает легко и стремительно, словно олененок. Неужели Тавров?.. Но послышался голос Логунова:

— Есть кто в доме живой?

Ольга с первой встречи относилась к нему тепло; с ним, как и с Хижняками, она держалась запросто, словно это был друг ее юности.

Здороваясь с Платоном, она сразу вспомнила разговоры с Еленой Денисовной и с глазным врачом Иваном Нефедовичем. Потому, что все они одинаково относились к ее мужу, она без труда разгадала настроение и намерение Логунова.

«Дорогая Ольга Павловна! Почему бы вам не поехать в тайгу вместе с Иваном Ивановичем? — сказал ей вчера Широков, и его морщинистое под зачесом жестких волос лицо выразило почти родственное чувство. — Ведь там и для вас столько интересного нашлось бы…» — «Не могу. Даже не думала об этом». — «А вы подумайте, — настаивал тот мягко, но решительно. — Вообразите, как ваше присутствие облегчило бы ему выполнение его серьезной миссии». — «Я только помешаю…» — «Не может быть. Вы посмотрите, до чего печальный он ходит в последнее время. Простите, но вчуже переживаешь: такой человек расчудесный… Ей-богу, какие-нибудь пустяки совершенные…» — «Нет, не пустяки! Но не надо говорить об этом», — ответила Ольга, не удивляясь и не обижаясь.

«Вы разве поссорились? — прямо спросила Елена Денисовна. — Нет? Тогда приласкайте его, развеселите. Ведь он так любит вас! Что это, мы просто не узнаем Ивана Ивановича: и работает и шутит, а в глазах земля черная…»

«И Платон Артемович, конечно, с тем же пришел, чтобы уговаривать меня помириться с мужем, — подумала Ольга. — Все они волнуются за него, я и сама вижу, как ему тяжело. А мне-то разве легко?! Конечно, расчудесный человек и работу большую ведет, но что я могу теперь?..»

— У каждого свои заботы, — заговорила она невесело, не глядя на Логунова. — Я вот сижу и целый день ломаю голову, как лучше составить фразу, чтобы написать коротко, но ярко и интересно. Мне это очень нужно, а для вас — совершенные пустяки…

— Отчего же пустяки! Что вы, Ольга Павловна, у вас замечательная работа. Печать — это оружие идеологического фронта, возможность широкого живого общения между людьми. Тут для нас все важно от романа до газетной информации в пять строчек. Содержание наша жизнь дает богатейшее, а над формой надо трудиться вам — литераторам.

Никто, кроме Таврова, не разговаривал так с Ольгой, и, рассказывая Платону о своих поисках, планах и надеждах, она расцвела.

Логунов смотрел на нее и радовался ее воодушевлению. Уже собираясь уходить, он остановился в передней, машинально комкая в руках ушанку.

— Ольга Павловна, я не как секретарь райкома, а просто по-дружески хочу вас спросить… У меня мало опыта в семейной жизни. Да, вернее, и нет еще. Скажите, что у вас произошло?

С минуту Ольга молчала.

— Я сама не знаю. Как будто ничего и не произошло, а мы стали чужими. Иван Иванович очень добрый человек, но почему-то относился ко мне не то высокомерно, не то небрежно. Я чувствовала себя так: вот оступилась однажды по своему легкомыслию и попала в яму, а он видел и руки не подал, чтобы вытащить меня оттуда. У самой-то не хватило соображения, как выбраться!..

23

Варвара стояла у плиты, ожидая, пока нагреются сковородки. Целая стопа блинов уже возвышалась возле нее на тарелке.

— Придумал же кто-то такое трудное печение! Чуть неловко повернешь ножом — и оно разрывается, как мокрая бумага. Но посмотрите, кажется, я здорово освоила выпуск этой продукции!

Елена Денисовна не ответила, выдворяя из комнаты косматую ездовую собаку, которая следовала за ней от самого магазина.

— Вот навязалась! Нагнали сюда всякого собачья паршивого! Свежую рыбу унюхала в сумке и воет. — Хижнячиха выглянула на крылечко, где скулила собака, энергично прихлопнула дверь и стала развязывать заиндевевшую шаль. — После обеда будем делать пельмени — подорожники Ивану Ивановичу. Мы их настряпаем и наморозим сотен шесть — целый кулек. Пельмени зимой в дороге — первое дело.

— Хорошо, будем делать пельмени.

Минут десять Варя молча двигала локотками, порозовевшими от жара. Рукава ее блузки были для удобства высоко подвернуты, голову туго обтягивала белая косынка.

Сняв последний блин, она резко обернулась к своему шеф-повару и, взмахивая большим ножом, сказала с обидой: