Собрание сочинений. Том 2. Иван Иванович

Наложив последний шов, он скинул в предоперационной комнате белоснежный колпак, маску, клеенчатый фартук, швырнул перчатки и большими шагами пошел по коридору, развевая полами халата, не замечая больных, суетливо расходившихся по местам при появлении его прямой, высокой фигуры. Уже на выходе он столкнулся с сестрой, выносившей из палаты помойное ведро, и внезапно остановился; маленькое нарушение больничного распорядка просто взбесило его сегодня.

— Поставьте ведро! — сказал он резко. — Я говорю: поставьте ведро! Есть на то санитарки, есть поломойки…

Упоминание о санитарках вернуло его мысли к той, которую только что сняли с операционного стола, и он, болезненно хмурясь, отвернулся…

Свет и блеск июньского дня только усилили в нем ноющее сознание вины в позорном промахе. Он не мог простить себе легкомысленной доверчивости. Было заключение опытного терапевта, подтверждающее диагноз опухоли. К гинекологу больная категорически отказалась идти. Она была такая суровая старая дева, что ни у кого, тем более у самого Ивана Ивановича, не появилось подозрения на беременность.

— Обошла, как мальчишку! — сказал он, поднимаясь через две ступеньки на высокое крыльцо поликлиники, смежной с больницей.

В кабинете Иван Иванович крепко хлопнул дверью, благо час был не приемный, опрокинул табурет, дал ему хорошего пинка и, морщась от боли в ушибленной ноге, присел к столу.

— Чертова баба! Тоже мне девушка!

Все сильнее кипя гневом, он вспомнил некрасивое лицо санитарки, ее большие руки… Смирная, работящая старая дева, она была на хорошем счету среди медицинского персонала. Ее расторопность и старательность вошли в поговорку. Иван Иванович поручал ей уход за самыми тяжелыми больными. Нельзя было не верить в ее добропорядочность — и вот такая страшная, нелепая история!

«Скверная баба! Как она посмела выдать беременность за опухоль живота?! Зачем? Ведь не от нужды. Ведь не из боязни общественного мнения! Наоборот… И помогли бы и поддержали. Что за озорство отчаянное!»

— А тебе так и надо! — с озлоблением бросил Иван Иванович вслух по собственному адресу. — В другой раз будешь осмотрительнее.

После полудня его вызвали в райком. Надев пиджак и кепи, он вышел из больницы, но за порогом неожиданно столкнулся с Ольгой.

Она взволнованно и нежно посмотрела ему в лицо:

— Захотелось тебя встретить. Ты домой?

— Нет, в райком, — сказал он глухо, не глядя на нее.

— Я провожу тебя, — предложила Ольга, беря его под локоть.

— Хорошо, пойдем, — ответил Иван Иванович, и она увидела, как дрогнуло что-то жалкое в его мужественных чертах.

— Ничего, Ваня, ты не расстраивайся, пройдет, — сказала Ольга, крепко стискивая ему руку.

Хирург вздохнул всей широкой грудью:

— Конечно, пройдет. Хотя ошибка недопустимая. Меня другое волнует. Я не пойму, как она смела… как могла обмануть меня! Так глупо, так дерзко лезть под нож! Она все во мне оскорбила!..

Он не знал, зачем его могли вызвать к секретарю райкома именно сейчас, после позорной для хирурга оплошности. Возможно, Скоробогатов решил вмешаться в дела больницы… Иван Иванович ожидал всего и потому вошел в райком очень решительно.

Скоробогатов, конечно, уже знал о случившемся, но принял Ивана Ивановича неожиданно ласково.

«Радуешься, что меня есть на чем прижать!» — сообразил тот, отвергая ласку крутой складкой бровей и сурово-независимым видом.

— Я насчет ваших фельдшерских курсов, Иван Иванович, — мягко заговорил Скоробогатов, не изменяя благожелательного выражения, странно не идущего к его властному лицу. — Что это вы с Логуновым проводите там свою особую политику? Да, политику, не согласованную с общей линией райкома партии!..

— Не понимаю, о чем речь! — промолвил Иван Иванович, невольно смущаясь под пронизывающим взглядом секретаря.

— О том, что вы устраиваете лекции и на политические темы, рассчитанные не только на ваших слушателей: они посещаются в массовом порядке. Вы даже переносите их из помещения курсов в зал клуба, и все это без согласования с райкомом ни по тематике, ни по времени и месту проведения.

— Поскольку Логунов был выделен для этих лекций райкомом, постольку… — Иван Иванович споткнулся на сказанном слове, — постольку, — повторил он упрямо, удивляясь сам нелепости своего выражения, — я думал, что вы должны быть осведомлены о темах его выступлений. А читает, то есть говорит, он прекрасно. Фельдшера наши им предовольны. В большой зал клуба мы, правда, иногда перекочевываем: не выгонять же народ, который приходит послушать. У нас тесно… Натискаются, прямо стены трещат.

— Нехорошо! — сказал Скоробогатов и уже строго сжал тонкие губы. — Вы оба члены партии, а меня, секретаря райкома, ставите в неловкое положение. Я назначаю доклад на открытой сцене в парке, прихожу, а вы в это время устраиваете лекцию на такую же тему в клубе.

Иван Иванович промолчал: тут он ничего не мог возразить. Действительно, случилось подобное совпадение. И, конечно, Скоробогатову неприятно, что все ушли на лекцию Логунова. Хоть кому было бы неприятно!