Собрание сочинений. Том 2. Иван Иванович

«Человек, стреляя, врывается в недра гор, колеблет их, нетронутые от начала мироздания, — писала Ольга. — Но ему нужно золото не для собственного обогащения и не для работодателя, а для того, чтобы и здесь, и на другом конце материка расцветали сады, прокладывались пути-дороги, чтобы по всей стране были сыты, одеты и веселы люди. Бурильщик, который один управляет четырьмя станками, ясно сознает свое движение к будущему. Наверно, это радует его, когда он подносит горящий факел к запальным шнурам.

Вот он стоит за далеким выступом подземного коридора, вытирает потное лицо и слушает: „Раз… два… три… четыре…“

С грохотом взрываются заряды, забитые им в скважины. Каменная порода разлетается тяжелыми глыбами, осколками, светлой пылью. Взрывы гремят под землей, точно салют его труду. Эхом раздается гул в дальнем конце рудника, и снова отголоски шумят, разбегаясь по просечкам.

Раз… два… три…

Это стреляет в своем забое другой запальщик.

И так день и ночь в четыре смены. Только по шесть часов работают шахтеры. Ведь им надо жить и на земле, недра которой они тревожат…»

Ольга уже добиралась до конца своего бесхитростного повествования, когда в комнате раздались шаги и рука Ивана Ивановича легла на ее плечо. Ольга вздрогнула от неожиданности и с минуту блестящими, шалыми глазами всматривалась в лицо мужа. У нее был счастливо сосредоточенный вид. Иван Иванович не видел жену такой с тех пор, как она кормила ребенка.

— Чем ты увлеклась? — спросил он, целуя ее. — Я пришел, меня никто не встречает… Кому ты пишешь?

Он попробовал взглянуть на листы, разложенные перед Ольгой, но та смущенно обеими ладонями заслонила их, однако, увидев упрек на лице Ивана Ивановича, сразу отвела руки от своего сочинения.

— Ты знаешь, — произнесла она жарким шепотом, обнимая Ивана Ивановича за плечи и засматривая ему в глаза, — я пишу в газету, хочу стать газетным работником.

Иван Иванович удивленно поднял брови.

— Опять новое увлечение! А это что у тебя? — Он осторожно потрогал лиловую припухлость на лбу Ольги. — Кто тебя стукнул?

— Я сама стукнулась.

— Еще первую вещь не написала, а уже шишку набила! — с ласковой насмешкой промолвил Иван Иванович, целуя ушибленное место. — Ты думаешь, легкое дело — специально работать в газете?

«Почему он всегда обращается со мной, как с маленькой?» — обиженно подумала Ольга.

— Я не гонюсь за легкими делами, — тихо сказала она.

— Тут надо, помимо таланта, иметь огромную волю к труду, — словно не заметив ее возражения, продолжал Иван Иванович. — Иначе получится богема. Ведь в нашем обществе немало еще и людей и настроений отсталых. Вон Гусев… Не подписал письмо в обком. Дескать, это групповщина, и направлена она против райкома партии…

«Сейчас все переведет на медицину!» — подумала Ольга огорченно.

— Я не собираюсь стать писателем, но мне нужно настоящее занятие, и я с радостью буду работать хоть день и ночь, если почувствую, что нашла его.

— То-то и оно, если почувствуешь! На любом поприще можно быстро обнаружить свою никчемность, а в художествах (литературе в частности) столько бездарных людей путается всю жизнь. Тут особенно легко льстить себе и другим. Не обижайся за откровенность, я ведь добра тебе желаю. Ну-ка прочитай, что ты написала!

Иван Иванович сел рядом на стул, облокотился и приготовился слушать. Несмотря на предубежденность он заинтересовался. Трудно дать свое первое произведение на критику после такого предисловия, и в то же время Ольга почувствовала себя задетой за живое, не зная, что готовность, с которой она приняла этот своеобразный вызов, являлась естественным побуждением людей пишущих — иметь читателя и слышать его мнение.

— Я не совсем закончила. Еще буду переписывать… — И она приступила к чтению.

Иван Иванович слушал внимательно, но лицо его тускнело и тускнело.