Собрание сочинений. Том 2. Иван Иванович

— Зачем же вы нашу работу портите! — говорит Иван Иванович, угрюмо глядя на этот огрубелый палец. — Думаете, не узнаем, если вы украдкой выпьете? Нам мало того, чтобы снять вас со стола живым. И вам этого мало: надо вернуться в первоначальное состояние. Вылечиться и работать.

Возле койки, на которой лежал недавно оперированный шахтер, в повязке, окутывавшей его голову словно белый шлем, Иван Иванович опять замедлил.

Пока он разговаривает с больным, Хижняк шепчется о чем-то с Валерьяном Валентиновичем.

— Вполне достаточно! — говорит невропатолог в твердое, слегка оттопыренное ухо Хижняка, сияя оправой золотых очков и золотыми прядями волос; даже острый нос его, позолоченный веснушками, светится самодовольством.

— Спасибо! — отвечает Хижняк, так стиснув руку невропатолога, что тот крякает. — От всего месткома спасибо! Теперь на эти деньги мы свободно можем отправить Любушку на Урал к ее бабке.

— Какое местное средство существует в тайге против цинги? — спросил Иван Иванович у своих курсантов.

— Чем лечились раньше приисковые рабочие? — пытался выяснить он у горняков.

— Помогает сырая оленья печенка, — сказали эвенки и якуты.

— Надо есть чеснок и квашеную капусту, — посоветовали шахтеры.

— Спирт лучше всего, — заявили таежники-старатели, не раз побывавшие в лапах цинги.

— Пользительны припарки из стланиковой хвои, — утверждали мамки-стряпухи из старательских артелей. — Ягода тоже.

Иван Иванович задумался, припоминая известные ему случаи цинги на полярных зимовьях, в тюрьмах, на пароходах дальнего плавания, в городах во время войны.

Конечно, эта болезнь не имела прямого отношения к главному приисковому хирургу, но он был убежден, что нет в медицине таких областей, которые не касались бы его. Он интересовался всем. То, что северяне страдали от цинги, являлось для него глубоко личным и очень волнующим делом.

Что значит «цинготный район»? Будет ли цинга у жителя Поволжья, который получит рацион чажминского разведчика? Там цинга возможна лишь при страшном голоде, здесь ею болеют и сытые люди.

Иван Иванович вспомнил прошлое… Детство, в дыму и копоти железнодорожной станции, промелькнуло перед ним. Витамины! Озорная усмешка тронула губы доктора. Скачет по шпалам черноногий оборванный мальчишка с волосами ежиком, подбирает то окурок, то корку хлеба, вихрем мчится от станционного сторожа, с ходу врезается в горячую мальчишечью свалку: наших бьют! А дома мать встретит не лаской, не со сдобной булочкой: рука ее, огрубевшая от работы, щедра только на подзатыльники, ведь у нее целая лесенка ребятишек и старше и младше Вани, такие же вечно голодные галчата. Но цинги у них что-то не замечалось. Месяц вся семья буквально голодала, когда Ваньку и его старшего брата устроили в училище (их надо было одеть, обуть). Старшему учиться не довелось: определили на работу, а Ваня уперся и отстоял право на ученье. Отец-грузчик расправлялся с домочадцами жестоко и просто, но, удивленный стойкостью сынишки, стал на его сторону. Однако только революция командировала Ивана Аржанова на рабфак, а затем в Саратовский государственный университет. При небольшой стипендии ему пришлось и учиться и работать, так как он помогал отцу, обремененному семьей. Трудно жилось, о витаминах понятия не имели, а цинги не было. Почему же здесь она свирепствует?

35

Однажды, придя домой раньше обычного, Иван Иванович опять застал Ольгу у письменного стола. Но бумаг перед нею не было. (Теперь все свои записки она запирала на ключ в шкафчике.) Она просто сидела, подперев голову руками, и даже не обернулась на звук шагов Ивана Ивановича. Лишь по легкому движению ее плеч он угадал, что жена слышала, как он вошел.

«Расстроена», — подумал он, нежно проведя ладонью по ее лбу и пушистым волосам.

Ольга приподняла лицо, и он увидел в ее глазах копившиеся слезы.

— О чем ты, Оленька? — спросил он участливо, и тогда слезинки готовно навернулись на большие ресницы и покатились по щекам.

— Что случилось? — повторил Иван Иванович уже тревожно.

— Не напечатали, — сказала Ольга сквозь слезы. — Только один… о бурильщиках, и то выбросили все, что я сама… Только факты! Осталось… от заметки… ну, просто несколько строчек…

— Вот видишь! Я говорил! — добродушно сказал Иван Иванович, тронутый искренностью ее, как ему казалось, маленького горя. — Такими вещами можно заниматься лишь попутно с основной работой. Я ведь тоже пишу в газету и о фельдшерских курсах, и о больничных делах. У меня даже научные брошюрки есть, но я совсем не стремлюсь стать профессиональным литератором… Каждый грамотный человек хоть раз в жизни что-нибудь сочинит, в стенную газету да напишет.

Слезы Ольги сразу высохли. Она сидела, вся выпрямись, и слушала, не перебивая, речи Ивана Ивановича, пока он сам не заметил ее враждебного выражения.

— Опять обиделась! — сказал он с горечью.