И теперь на обязанности Русской Церкви лежит не меньшая задача, чем на Церкви древней. Не её ли дело вступаться теперь, например, за свободу совести19. Говорят, это вопрос государственный – нет, это прежде всего вопрос церковный. Церковь не может допустить, чтобы организация, именующаяся государством, силой заставляла вступать в другую организацию верующих, именующуюся церковью.
Во имя истины и справедливости, во имя своего возрожденья она должна была бы наконец, по крайней мере, присоединить своё слово к тому, что говорят за неё другие люди, не умудрённые мудростью свыше, так как это стало очевидным даже для простого человеческого сознанья20. Да мало ли можно найти сторон жизни, против которых не протестует церковь, хотя это явно идёт вразрез с требованиями совести, где явно требования людей противоречат требованиям Божиим.
Никому, как христианину, не могут быть близки свобода, равенство и справедливость, а потому Церковь должна встать впереди борющихся за эти начала; с кем бы ни велась борьба, будь то лицо, будь то учреждение. Всё, что стесняет свободу человеческого духа, должно встретить грозный отпор со стороны Церкви как незаконное посягательство на принадлежащее Богови; всё, что стремится нарушить абсолютное равенство людей, должно быть признано ею идущим от начала злого, посягающего на не принадлежащую ему Божью область; и против всего, что способствует людской несправедливости, против всего, что наталкивает людей на произвол и развращает их души самовластием, – должна восстать Церковь. Не боясь никаких гонений, испытавшая гонения римских императоров, чуждая всего житейского, в том смысле, что для неё не важны материальные блага, Церковь должна подавать пример смелой и открытой борьбы против всего, что зиждется не на христианских началах, обличать всё, что для своего беззакония покрывается авторитетом Церкви, она должна явиться проповедницей и проводником в жизнь истинной общественности, основанной на свободе, равенстве и справедливости.
Такою должна быть Церковь. И кто решился бы тогда – независимо от религиозных убеждений – не признать за ней движущей, а не тормозящей силы? Но нужно ли говорить, как далеко действительное положение нашей Церкви от выполнения таких задач. Лучшим доказательством тому служит то, что в христианском государстве мы «по независящим от нас обстоятельствам» в настоящей статье не можем сказать с полной определённостью, в какой степени, по нашему разумению, Церковь далека от выполнения возложенных на неё Богом жизненных задач…21
По всем признакам в жизни России наступает перелом. Кровавая, неслыханная по своим ужасам война ускоряет внутренний процесс. Поражения на Дальнем Востоке и победы над внутренними врагами заливают страну слезами и кровью. Народ, схваченный за горло и по невежеству не знающий, кто его держит, общество, насильственно погружённое в спячку, забыв свои прежние грехи, поднимаются для дружной освободительной работы: всех честных людей охватывает стремление работать на общую пользу. И нет той силы, которая вновь сковала бы великую страну, нет преграды, которая остановила бы начавшееся движение… Но тёмные силы не дремлют, и вся русская жизнь в смятении и ужасе готова превратиться в кровавую, неслыханную драму.
В такие минуты Церковь обязана пред Богом и людьми, встав впереди движения, не задерживать его, а направить на должный путь. По примеру апостолов, сумевших в язычестве усмотреть искание Бога, духовенство должно в основе брожений, потрясающих Россию, увидать Христа, помочь Христовым силам овладеть всею жизнью и для этого, прежде всего, осудить то, что, пытаясь подавить движение, в сущности, лишь придаёт ему такой характер, при котором руководящее значение приобретают слепые силы хаоса.
И если Церковь не делает этого, то потому, что, по слову Писания, «когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел; а когда состаришься, то прострёшь руки твои, и другой препояшет тебя и поведёт куда не хочешь» (Ин. 21, 18).