Весь объективный мир, «мир материальных благ» отступает здесь на задний план как всего лишь момент, всего лишь исчезающее, всё снова и снова создаваемое проявление деятельности общественно производящих людей. Сравните этот «идеализм» с тем грубо материальным фетишизмом, в который превращается теория Рикардо у «этого невероятного кропателя»[98]
Мак-Куллоха, где исчезает не только различие между человеком и животным, но даже и различие между живым и вещью. И после этого пусть только попробуют говорить, что перед лицом возвышенного спиритуализма буржуазной политической экономии ее пролетарская антитеза проповедовала грубый материализм, имеющий в виду исключительно животные потребности!Ошибка Годскина состоит в том, что в своем исследовании о производительности капитала он не различает, в какой мере дело идет о производстве потребительной стоимости и в какой мере о производстве меновой стоимости.
Далее — но исторически это имеет свое оправдание — он берег капитал таким, каким он его находит у политико-экономов. С одной стороны, капитал (поскольку он участвует в действительном процессе труда) изображается у политико-экономов как простые вещные условия труда, или просто в его значении вещественного элемента труда, — и (в процессе образования стоимости) как всего лишь определенное количество труда, измеряемое временем, т. е. как что-то, ничем не отличающееся от самого этого количества труда. С другой стороны, — хотя таким образом, поскольку капитал выступает в действительном процессе производства, он на деле есть всего лишь
«Капитал — это своего рода
Далее, Годскин в соответствии с той традицией, которую он находит у политико-экономов, различает оборотный и основной капитал, причем под оборотным капиталом он понимает главным образом ту часть оборотного капитала, которая состоит из жизненных средств для рабочих или используется в качестве таких жизненных средств.
Имея перед собой грубое понимание политико-экономов, Годскин вправе сказать, что «оборотный капитал» есть лишь «название» для «запаса» особых «товаров». Так как политико-экономы не выяснили того специфического общественного отношения, которое представлено в