Собрание сочинений, том 26, ч.3

Или же дело обстояло бы так, что холст, как и всякий другой товар, продается по своей стоимости, когда его продает капиталист, но он продается ниже своей стоимости, когда его продает рабочий. Таким образом, закон стоимости был бы нарушен сделкой между рабочим и капиталистом. А между тем, как раз для того чтобы избежать этого, Милль и прибегает к своей фикции. Он хочет превратить отношение между рабочим и капиталистом в обычное отношение между продавцами и покупателями товаров. Почему же тогда обычный закон стоимости товаров не должен здесь определять эту сделку? Но, говорят нам, рабочий оплачивается «авансом». Следовательно, здесь перед нами все же не обычное отношение купли и продажи товара. Что должно означать здесь это «авансирование»? Рабочий, которому платят, например, понедельно, «авансировал» свой труд и создал принадлежащую ему долю недельного продукта, — овеществил свой недельный труд в продукте, — (по предположению Милля и согласно практике) до того, как он получил от капиталиста «плату» за эту долю. Капиталист «авансировал» сырье и орудия труда, рабочий — «труд», и когда в конце недели выплачивается заработная плата, рабочий продает капиталисту товар, свой товар — свою долю в совокупном товаре. Но капиталист, скажет Милль, платит рабочему, т. е. превращает для него в серебро, в деньги 2 аршина [795] холста, еще до того, как сам превратил в деньги, продал 6 аршин холста! Ну, а если капиталист работал на заказ, если он продал товар еще до того, как произвел его? И в более общей форме: какое дело рабочему — в данном случае продавцу 2 аршин холста, что капиталист покупает у него эти 2 аршина для того, чтобы их снова продать, а не для того, чтобы их потребить? Какое дело продавцу до мотивов покупателя? И как это возможно, чтобы мотивы покупателя модифицировали к тому же еще и закон стоимости? Если быть последовательным, то пришлось бы тогда признать, что каждый продавец должен продавать свой товар ниже его стоимости, ибо он дает покупателю продукт в форме потребительной стоимости, между тем как покупатель дает ему стоимость в форме денег, превращенную в серебро форму продукта. В этом случае фабрикант холста должен был бы недоплачивать также и торговцу льняной пряжей, фабриканту машин, производителю угля и т. д. Ибо они продают ему товары, которые он только еще собирается превратить в деньги, тогда как он им «авансом» уплачивает стоимость составных частей своего товара не только до того, как товар этот продан, но и до того, как он произведен. Рабочий доставляет ему холст, товар в его готовой, годной для продажи форме; напротив, те продавцы товаров доставляют ему машины, сырье и т. д., которые должны еще проделать определенный процесс для того, чтобы получить свою годную для продажи форму. Для такого абсолютного рикардианца, как Милль, у которого покупка и продажа, предложение и спрос просто-напросто тождественны, а деньги являются всего лишь формальностью, самое великолепное заключается в представлении, будто превращение товара в деньги, — а ведь ничего другого не происходит при продаже 2 аршин холста капиталисту, — предполагает, что продавец вынужден продавать свой товар ниже его стоимости, а покупатель на свои деньги покупает большую стоимость, чем стоимость его денег.

Таким образом, у Милля дело сводится к абсурдному утверждению, что в этой сделке покупатель покупает для того, чтобы снова продать с прибылью, а потому продавец вынужден продавать свой товар ниже его стоимости, чем опрокидывается вся теория стоимости. Эта вторая попытка Милля разрешить одно из противоречий Рикардо в действительности уничтожает всю основу рикардовской системы и, в особенности, то ее преимущество, что она отношение капитала и наемного труда рассматривает как прямой обмен между накопленным и непосредственным трудом, т. е. берет его в его специфической определенности.