Собрание сочинений, том 27

Итак, наконец, г-н Луи-Наполеон решился дать отставку г-ну Фоше. Можно было ожидать, что он на этот раз не преминет воспользоваться своей прерогативой, чтобы повторить прошлогоднюю историю с Шангарнье — с таким же ли успехом, будет видно. Он, выражаясь по-охотничьи, наконец загнан роялистами, поворачивается и показывает рога. Скоро ли он опять подожмет хвост, — это мы увидим. Позиции злосчастного авантюриста, во всяком случае, весьма сильно ослаблены, и что бы он ни делал, он пропал; однако история теперь начинает становиться интересной. В некотором отношении жаль, что знаменитая репрессия против Фоше — Карлье, все шире вводимое осадное положение, жандармская тирания и т. д. грозят слишком быстро прекратиться, и если у трусливого Наполеона действительно хватит мужества повести серьезную атаку на избирательный закон, то он сможет добиться его отмены; и это тоже было бы жаль, так как это опять дало бы ослам 13 июня [336], сторонникам легального прогресса, законную почву — но кто знает, что у этих французов хорошо и что плохо? Что ты думаешь обо всей этой дряни? Ты ведь в Лондоне имеешь больше возможности знакомиться с газетами.

Твой Ф. Э.

Джонс прислал мне циркуляр, где сообщается, что он должен иметь еще 600 подписчиков, иначе он прогорит [337], но что я могу сделать?

Впервые полностью опубликовано на языке оригинала в Marx — Engels Gesamtausgabe. Dritte Abteilung,Bd. 1, 1929 и на русском языке в Сочинениях К.Маркса и Ф.Энгельса, 1 изд., т. XXI, 1929 г.

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

126 МАРКС — ЭНГЕЛЬСУ [338] В МАНЧЕСТЕР

[Лондон], 19 октября 1851 г. 28, Deanstreet, Soho

Дорогой Энгельс!

Несколько дней тому назад я получил письмо от Дронке, в котором он извещает о своем приезде в Лондон — очевидно, вследствие высылки — 23 или 24 текущего месяца. Вопрос о средствах к существованию встанет здесь перед ним с гораздо большей остротой, чем когда-либо раньше.

Вот еще более неприятное известие. Последнее время я вел с Кёльном переписку таким образом, что письма ко мне доставлялись в Льеж железнодорожным кондуктором Шмидтом; я, со своей стороны, переслал ему в Льеж письмо в конверте через третье лицо. И вот этого Ш[мидта] арестовали, затем освободили, но следствие продолжается. Тут мы, по-видимому, имеем дело с прямым предательством. Кроме того, согласно договоренности, Пипер должен был давно прислать весточку из Кёльна, где Ротшильды останавливались на день, и из Франкфурта.

Вместо этого я узнаю из письма Эбнера (из Франкфурта) к Фрейлиграту, что хотя Пипер уже неделю находится во Франкфурте, он не был еще у Эбнера, которому он должен был передать от меня письмо. Беда наша в том, что наши агенты выполняют поручения в высшей степени небрежно и всегда как нечто второстепенное. Других, бесспорно, лучше обслуживают.

В Нью-Йорке Кинкель не созывал митинга и не размещал «приносящих проценты облигаций» в пользу будущей немецкой республики [339], потому что, как ему казалось, грубиян Гейнцен подкопался под него, и вообще он умеет выступать только там, где его бесспорно считают спасителем. В Филадельфии же, наоборот, как он пишет Эмигрантскому клубу, он разместил облигации на 4000 долларов. В Пенсильвании он вообще найдет внушительное число «друзей света» — немецких католиков [340]. Все деяния Кинкеля свелись к тому, что он вступил во владение наследством Иоганна Ронге, Последний был Иоанном. Он же является Христом.

С Гёрингером я сегодня вечером увижусь., Все это дело затеяли Виллих и К°. Гёрингер, по-видимому, подарил этим негодяям, по их настойчивой просьбе, причитающиеся с меня деньги. Я выдам ему вексель на месяц. Я думаю, что он на это согласится. Если же нет, то пусть доводит дело до суда. У меня есть все шансы в течение этого времени заключить контракт с издателем из Дессау, который, конечно, должен уплатить известную сумму в виде аванса ^{498}.