Собрание сочинений (Том 3)

- Пошли, Володька, посмотрим, что там такое.

И они шли паять трубы и накладывать манжеты.

Когда строили банно-прачечный комбинат, завод выделил бригаду молодых слесарей под Ромкиным руководством - налаживать трубное хозяйство.

Везде в мире разрушали, а здесь строили.

Комбинат был большой, пышный, как Дворец культуры.

На этой стройке Ромка женился. Зина была штукатуром. Они решили пожить на комбинате, пока он строится. Зина оштукатурила комнатку наверху. Ромка поставил железную печку и сделал из досок два топчана, один служил кроватью, другой столом. Ромка сделал и табуретки, он на все руки мастер, а материала было сколько угодно. Они сидели на табуретках и пили чай, у них было жарко и сыро, некрашеный пол затоптан известью. Когда начнется внутренняя отделка, говорили они, мы перейдем в техникум, его уже подвели под крышу, скоро там можно будет жить. А дальше видно будет. Может быть, уедем в Ленинград или к Зине в село Сорочинцы, описанное у Гоголя. Они были счастливы и всех звали приходить к ним в гости.

Но Зина заболела и умерла в больнице. Ее похоронили на маленьком кладбище на опушке леса. Похороны были торжественные, из города привезли венки с лентами. Пока говорили речи, Ромка без шапки стоял над открытой могилой, оцепенев от холода и горя, с неподвижным, посиневшим ребячьим лицом. Ему не везло - у него все родные умерли в Ленинграде, отец пропал на фронте без вести, и к тому же Ромка, как он ни бодрился и ни хорохорился, был болен сердечной болезнью. Его жена, которую он любил, была немного старше его. А ему было восемнадцать лет.

Вернувшись с кладбища, он лег на топчан и от всех отвернулся. Ребята сели и молчали. Один принес чурок и стружек и затопил печку. У стены стоял Зинин зеленый деревенский сундучок. Кто-то сказал потихоньку:

- Наверно, надо матери отправить сундучок.

По соседним гулким, без дверей, заляпанным светлым комнатам загрохали, приближаясь, шаги, вошел Бобров. Кивнул ребятам, погрел руку над гудящей печкой, подошел к Ромке:

- Ром, а Ром.

- Ну что? - спросил Ромка грубым голосом.

- Не надо тут лежать.

- А чего вам?..

- Пойдем где народ, Ром.

Единственной своей рукой он бережно похлопал Ромку по спине, светлый чуб упал из-под шапки.

- А, Ром? Пойдем в общежитие, а? Пошли!

Ромка встал, все с тем же окоченелым, одичалым лицом, и пошел с Бобровым. Ребята, не спрашиваясь, взяли Ромкины вещи и Зинин сундучок и понесли за ними.

8

Володина жизнь, интересы, дружба - все теперь было на заводе.

Об Аленке вспоминал редко. Было в этом воспоминании что-то горькое.

Матери писал иногда. Поехал к ней не скоро, на Первое мая.

Приехав, сначала увидел латышек, они стряпали в кухне. Они ему улыбнулись и спросили, как он живет. Потом вошел в комнату, где была мать. Тревожными, умоляющими глазами она смотрела, как он входит. У нее сидел капитан. Немолодой, лысоватый капитан. На столе - водка, закуска.

- Это мой сын, - сказала мать, пунцово краснея.

Капитан налил ему водки. Мать что-то спрашивала, но вид у нее был отвлеченный, вряд ли она понимала толком, что он отвечает. А он-то воображал - она будет вне себя от радости, что он приехал.

Ей было не до него сейчас. Он помешал им сидеть вдвоем и вести свой разговор. Какие-то фразы из этого несостоявшегося разговора, который был бы таким увлекательным, не ввались вдруг Володя, - какие-то фразы прорывались, и мать смеялась, блестя глазами, хотя ничего не было смешного. Володе было совестно за нее, ему не нравился лысоватый капитан с отекшими щеками, но он стеснялся уйти - показать, что все понимает.

Наконец он сказал:

- Я в кино схожу.

Мать обрадовалась. Но для виду возразила:

- Достанешь ли ты билет?

А капитан, пуская дым, смотрел искоса, как Володя уходит.

В кино Володя не попал, провел остаток дня у школьного товарища. Вечером вернулся - капитана не было. Мать бродила скучная и печальная. Поговорив немного, легли спать.

Поезд уходил в пять утра. Володя поднялся в четыре, он умел просыпаться когда нужно без всякого будильника... Уже было светло. За занавеской бодро всхрапывали латышки. Мать спала, положив голову на кротко сложенные руки. Волосы ее надо лбом были накручены на бумажки: чтобы волнились. С досадливым и жалостливым чувством Володя посмотрел, уходя, на это лицо, на исхудалые руки...

Только осенью он снова к ней собрался. Ее не оказалось дома, латышки сказали - уехала в дом отдыха.

- Она себя плохо чувствует.

Латышки сжимали губы, говоря это. У них на пальцах осталось по одному кольцу, обручальному, остальные кольца они прожили. И дошки их поизносились. Но настроение у них было отличное.

- Теперь уже скоро домой! - говорили они. - О! Рига! Самый красивый город - Рига! Ты вернешься в Ленинград, приезжай к нам в гости в Ригу, это близко, рядом.

Из такой дали действительно казалось, что Рига совсем возле Ленинграда, почти пригород.