— Эй ты, отчаюга! — крикнула Варвара звонко. — Марш отсюда!
Мальчик обернулся, и она узнала Вовку, сына Паручихи.
— Мы Витуську купать собираемся! — сообщил он весело и исчез, точно сквозь землю провалился.
Девушка представила, как он пыхтит сейчас, пробираясь к своему подвалу по сточной трубе. Наверно, согнулся, тащит ведро перед собой, расплескивая воду на людей, сидящих в этом убежище, пока они кружками и просто руками не ополовинят его посудину.
«Нашли время купать ребенка! — подумала Варвара. — Уж лучше бы ночью…»
И ей самой мучительно захотелось помыться. Она вспомнила новую баню на Каменушке, светлую, чистую, с обилием горячей воды, широкими скамьями и большими, словно серебряными, тазами. Сколько хорошего было до войны! Однако многое даже не замечалось в мирной жизни. Будто так и надо. Радовались, точно обновке, выстроенной школе, богато оборудованному клубу, теплым жилым домам, а то, что работали, учились, веселились, — воспринималось как должное, обычное. Но ведь всего этого может и не быть. Что, если победят фашисты?.. Ведь это из-за них ручьи, бегущие с Мамаева кургана к Волге, бывают совсем красными от крови, а балка между заводами стала называться логом смерти. Это из-за них прокаленная южным солнцем земля в городе на целый метр пропиталась человеческой кровью и липнет к саперным лопатам…
— Ах, чтоб вы сдохли! — со злостью сказала Варвара, сбегая вниз по ступенькам блиндажа.
В тесном, скупо освещенном помещении, похожем на берлогу медведя, сидели у стола Наташа и Лариса и ели суп из одного солдатского котелка.
— А где Лина? — спросила Варя, привыкшая видеть девчат неразлучными.
Наташа пожала плечами — привычка, от которой никак не могла отделаться.
— Семен? — догадалась Варвара.
— Ну, конечно! Увидела и прямо при всех повисла у него на шее. Сидят теперь в трубе у разведчиков на Соляной набережной.
— Очень хорошо! Не часто приходится им встречаться!
Варя сняла санитарную сумку, шинель, пилотку и, расстегнув воротник гимнастерки, присела на низенькие земляные нары. На улице стоял прохладный октябрьский день, а в блиндаже было душно; пахло сырым деревом, землей и горьковатым дымком: по ночам протапливали печурку, трубу которой накрывали каской, чтобы не летели искры, и оттого добрая доля дыма попадала в жилье.
— Подсаживайся к нам, Варя! — пригласила Лариса.
— Я по пути возле кухни пообедала, — угрюмо ответила девушка, глядя на четко обрисованный в свете коптилки профиль молодой женщины: ясная линия лба, легкий изгиб щеки под крылышком ресниц, над тонкой шеей тяжелый узел волос.
«И какая красивая!» — произнес в душе Варвары беспощадный голос, продолжив уже сделанное заключение.
— Ой! — горько и громко вздохнула она вслух и повалилась на свое место на нарах.
— Что с тобой? — обеспокоенно спросила Лариса и, доедая оставшийся кусок хлеба, присела возле девушки. — Ты нездорова?
Варвара не ответила — решила прикинуться спящей. Наташа уже спала рядом с нею, овевая ее чистым и сильным дыханием, — заснула, едва прикоснулась головой к постели. Варя тоже громко задышала, но чуткие пальцы врача, взявшие ее руку, уловили необычайное биение пульса.
— Варенька! Почему ты не хочешь говорить со мной?
Варвара порывисто села, гневно посмотрела Ларисе прямо в глаза:
— Вам хочется еще и поиздеваться надо мной?
Фирсова отшатнулась, пораженная.
— В чем дело?
— Вы не знаете? Неужели вы забыли своего мужа?! Ведь у вас есть семья! Зачем же вам еще Иван Иванович?
— Варя! Варя! Как ты можешь? Как тебе не стыдно?
Искреннее негодование, прозвеневшее в голосе Ларисы, обезоружило девушку, сломив ее гнев. Она закрыла лицо ладонями. В самом деле, по какому праву упрекала она эту женщину?!
— Варюшенька, родная! — Лариса вдруг поняла всю глубину ее страдания. — Не сердись на меня. Я стараюсь подальше держаться от любых ухаживаний… И от Ивана Ивановича тоже. — Тут голос ее стал глуше, но она договорила с той же искренностью: — Я никогда не забываю о муже. Я его ни на кого не променяю. Если случится с ним беда, просто не знаю, что со мной будет.
Она крепко обняла Варвару и сказала задумчиво:
— Ты знаешь, я тоже ревновала Алешу. Глупо, смешно это получалось, даже плакала, когда взбредет, бывало, такое…
Варвара, жалко, недоверчиво усмехаясь, высвободилась из-под руки Ларисы.
— Вы на меня не сердитесь?
— Нет.
Варя вздохнула без облегчения:
— Ну вот и хорошо!
— Вы поссорились! — Наташа, оказывается, проснулась и все слышала.
— Да так… пустяки! — ответила Фирсова.
— Знаю я ваши пустяки! — Наташа села, потянулась сладко, по-ребячески, позевывая, и сказала: — Как я хочу в ба-аню-ю! То хоть в Волге иногда купались, а сейчас холодно… — Она распустила русые волосы и стала расчесывать, прислушиваясь к их шелковистому треску. — Вымыла голову, а причесаться не удалось, так и заплела наспех. Давайте острижемся. Я уже измучилась с косами: вечно грязные. Такая пылища кругом, и все ползаем, ползаем. Тут каждый вечер надо мыться, а в санпропускнике только что белье сменишь. Ах, как я хочу в баню!