Собрание сочинений. Том 3. Гражданская лирика и поэмы

Речь покуда шла о крысах.
С ними кончено пока…
Ну, а если б день открылся
шагом прусского полка,
шпорным звоном каблука?
И в пролеты наших улиц
забрели б не пасюки,
а с кривым крестом рванулись
самолетов косяки?

О, пришлось моей стране бы

в глаза Гитлеру взглянуть
и зенитным пальцем — в небе
показать обратный путь!
О, пришлось бы в день осадный
доказать ему, что мы
не из робкого десанта —
спрыгнем с неба в час чумы!

Пусть преступные подонки

сами видят, что нельзя
нашу жизнь маневром тонким
окружить, поджечь и взять!
Будет день, и он наступит!
Отстоим советский дом,
на врага боец наступит
беспощадным сапогом!
Будет день — со дна стиха
чудеса расчудятся,
и моя фантастика,
я уверен, сбудется.

Я уверен, только мы

отстоим отчизну нашу.
Люди будут из чумы
квасить просто простоквашу.
Чтоб бациллы не хирели —
как обыденное

будут делать из холеры
нежное слабительное.

Люди ходят в загс на запись,

водят жен в родильный дом.
Бывший яд — азота закись
мы роженицам даем.
Женщины довольны, —
роды обезболены…
Все болезни смыть с людей
мы прикажем химии, —
в этом деле, может, ей
помогут и стихи мои.

В доме больше нет чумы,

дом очищен и омыт.
Ну, а мы-то не забыли,
наш окуривая дом, —
там ведь Ваня с Машей были?!

Не забыли мы о том!
Разве мы о них забудем
и закончим наш рассказ,
разве к самым малым людям
так относятся у нас?..

Я уверен, вижу, знаю:

и над смертью наша власть!
И для них вода живая
будет найдена! Нашлась!
Есть она! Течет у входа
в наших собственных руках,
в долгой памяти народа,
в славе, в песнях и в стихах!
И из этой сказки нашей
в солнце, в блеске дождевом —
сами выйдут Ваня с Машей,
сами скажут: — Мы живем!
Мы вам всем платочком машем,

в гости в новый дом зовем!

ЗАВЕТНОЕ СЛОВО ФОМЫ СМЫСЛОВА, РУССКОГО БЫВАЛОГО СОЛДАТА (1942–1944) [4]

В некоторой роте, в некотором взводе, на советско-германском фронте, неотлучно в бою, в походе, будь то лето или зима, — всю войну в геройской пехоте верно служит Смыслов Фома.

А о нем говорят в народе, что хорош солдат!

Росту Фома невысокого, карий взгляд, говорит он, маленько окая, на вологодский лад.

Первый в роте по части доблести, очень сведущ в военной области. И в бою не жалеет крови и германца разит огнем. А еще есть молва о нем, о Фоме Лукиче Смыслове, о солдатском «Заветном слове».

Вот сидит он в лесу на пне — автомат на тугом ремне, гимнастерка на нем опрятная и заправочка аккуратная. Глаза хитроватые, зубы красивые, и усы седоватые, сивые. Козью ножку курит, говорит всерьез. А когда балагурит, то смех до слез.

А боец он и впрямь бывалый, и в бою — Фома запевала, геройских дел затевала. Удалой солдатской рукой наш Фома отправил немало гитлерья на полный спокой. Говорят, и у Волги был, и у Дона-то немца бил, и за Курском его видали, — на груди ордена и медали. Говорят, за бой у Орла и Фоме была похвала. Стал сержантом из красноармейцев, потому что храбр и душою чист.

А еще сыновья у него имеются… Супруга Фомы — на патронном заводе, а дочь санитаркою служит в роте. Так о Фоме говорят в народе.

Ладно Фома говорит с бойцами, связывает концы с концами. Вдали пулемет постукивает — немец лесок прощупывает. То пушка ухнет, то пуля юркнет, да это бойцам не ново.

А ново — заветное слово Фомы Смыслова.

О чести воинской