— Вы, я вижу, отчаянный наездник! — развязно крикнул ему граф Мейере, горячий поклонник виконтессы. — Но берегитесь, как бы лошадь не прижала вас к стене.
Замечание графа показалось Орасу по меньшей мере бестактным, и, желая доказать, сколь мало он с ним считается, он хлестнул лошадь и поднял ее на дыбы.
Он был смел и силен, хотя мало занимался в манеже; отдавая себе отчет в том, что не может соперничать в искусстве и умении с опытными наездниками, окружавшими виконтессу, он решил, по крайней мере, затмить их своей отвагой и так напугал даму своего сердца, что она побледнела и стала умолять его быть осторожнее. Цель была достигнута, и победа Ораса над соперниками обеспечена. Женщин больше пленяет отвага, чем ловкость. Мужчины утверждали, что он ездит отвратительно, что никто из них не доверил бы свою лошадь подобному безумцу, но виконтесса сказала, что никто из них не осмелился бы совершать такие безумства и столь беззаботно рисковать своей жизнью. Отлично понимая, что Орас проделывал все эти безрассудства только ради нее, она прониклась к нему безграничной признательностью и в продолжение всей охоты занималась только им одним. Орас следовал за ней, не отставая ни на шаг, и выказывал к охоте полное равнодушие. Охотник он был такой же плохой, как и наездник, а потому, боясь совершить какую-нибудь оплошность, изображал глубокое презрение к этой грубой забаве.
— Зачем же вы поехали? — спросила госпожа де Шайи, напрашиваясь на любезность.
— Я поехал, чтобы быть возле вас, — ответил он попросту.
Это было несколько больше, чем ожидала виконтесса. Но обстоятельства благоприятствовали Орасу; конечно, при некотором знании света он выразился бы и изысканнее и осторожнее, но именно внезапность признания, которым Орас ошеломил виконтессу, показалась ей следствием бурной, неудержимой страсти. Эта женщина, не блиставшая красотой и не отличавшаяся отзывчивым сердцем, никогда не была любима. Ее добивались, преследовали ухаживаниями из любопытства или из тщеславия. К ней никогда не пылали страстью, хотя сама она страстно жаждала внушить безумную любовь, ради которой готова была погубить свою с таким трудом созданную репутацию изысканно-утонченной, гордой женщины. Быть может, она надеялась, что любовь эта пробудит в ней порывы и чувства, которые ей были неведомы. Несомненно, в других отношениях ее самолюбие было вполне удовлетворено. Она даже была пресыщена победами, которые неизменно одерживали ее остроумие и кокетство. Однако она никогда не испытывала восторгов, которые разжигает в сердцах красота и питает страсть. Ей наскучили угодливая лесть и приторные комплименты светских волокит. Она хотела безумств, совершенных ради нее; она хотела не возбуждения, а упоения; и Орас, казалось, подходил для роли неистового, дерзкого любовника, чьи восторги были бы для нее внове и разогнали бы унылое однообразие пошлых интрижек.