Собрание сочинений (Том 4)

Он не утверждает, что хочет быть первым. Нет. Просто не хочет быть последним. Всего-то.

Вот и вышли мы к главному: ради чего жив человек? Во имя чего?

Помните давнее, гётевское: "Люди гибнут за металл!"

Что же выходит? Времена сменяют друг друга, на дворе иная социальная система, а герои Гёте, пушкинский скупой рыцарь - пусть в иной одежде, без доспехов - живы, живы?

Для чего? Чтобы доказать вечное всесилие денег, власть вещей, превосходство материального над моральным? К счастью, дело обстоит не так.

Бессребреничество истинного гуманизма, власть доброты и милосердия новое общество и доказало, и утвердило как один из главных своих принципов. Непростая наша эпоха в самые тяжелые дни жизни - войну, послевоенную голодуху - негромко, но твердо демонстрировала такие горние высоты духа, отзывчивости, бескорыстия, каких не знавала земля до сих пор - до наших, до советских пор. Спасение другого, чужого, жертвуя собой, усыновление неизвестных детей - более сорока - одним лишь любящим сердцем, пополам последняя горбушка, - и вот что поразительно: чем горше доля, чем круче беда, тем мягче и сострадательнее люди, тем ближе они друг к другу.

Не от того ли уж, думаешь порой, что сытость глуха, а порой и слепа, что память ее забывчива, а желания - ленивы?

Видать, уж так устроен человек, что в часы беды собственная горечь делает близкой страдания другого, способна устыдить, а, устыдив, совершить благо.

Горечь - или сладость, беда - или счастье, волнение - или покой, неужто же только тяжкое подвигает человека к великодушию доброты?

В сложных этих категориях ответ по принципу "или - или", пожалуй, не годится. Беда воспитывает, вот что. Ее уроки не просто памятны, они меняют сущность человека. Человек, испытанный бедой, в дни благополучия никогда не забудет о прошлом. Не беспечностью покоя, а тревогой лишения будет он измерять свои поступки, свое отношение к людям.

В этом, наверное, и состоит главная разность поколений. В этой области, верно, и лежит главная причина попреков: вот мы были такими, а вы...

Слов нет, испытанный бедой отличен от того, кто не знал страданий. Не зря ведь живы старые поговорки, среди которых, к примеру, и такая: "Сытый голодного не разумеет".

Все это так, миропонимание, мироощущение - личные, не заемные из книжек и школьных уроков, а самим собой, своей жизнью проверенные отличаются у тех, кто страдал, от тех, кто знает об этом понаслышке.

Что же делать? Смириться с этим? Принять как окончательную, неодолимую данность - порог отзывчивости, порог поколений?

Нет и нет.

Обратим взор наш к истории, ее нравственным урокам.

В славной ленинской когорте рядом с рабочими было немало выходцев из дворян, из семей состоятельных, обеспеченных. С точки зрения обывательской - а как тесно смыкалась она с точкой зрения жандармской они, эти дворянские дети, "с жиру бесились". Ведь у них все было для хорошей, сословной жизни.

Ан нет! Отказывались от имущества, от дворянства, бились за идею равенства, в том числе материального, шли на каторгу, в ссылку.

А народничество, со всей его исторической наивностью? Разве в его подвижничестве не заключалась высокая нравственная идея - поднять крестьянство, возвысить его грамотность, а потом сознание, поделиться, таким образом, с народом своим знанием и добиться социального равенства?

А декабристы, хоть они и "страшно далеки от народа"? Разве они не преподали сотни уроков самоотреченности во имя идеи, разве сильные не протягивали руки слабому? И разве эти примеры не есть убедительное отрицание поговорки: "Сытый голодного не разумеет"?

Разумели, да еще как! И причины - не в собственных, лично испытанных страданиях, а в воспитании, душевном складе и, самое главное, в убежденности, в идее.

Глубоко уверен - это и есть ключ к воспитанию, к созиданию высокой нравственности уже наших, нынешних поколений, худого, как говорится, лично не познавших.

Да, есть отзывчивость, воспитанная собственным страданием. Высокая, чтимая, душевная категория.

Но есть и другая - воспитанная, идейная.

Мне кажется, высшее - это когда, будучи сам сытым, человек слышит голод другого. Не только слышит - отдает свой хлеб. Высшее - когда человек плачет не от своей, от чужой боли. Высшее, это когда слово "отдать" звучит громче понятия "взять".

Простые истины эти так, кажется, бесспорны: ведь они прошли проверку самой историей. Но дело в том, что исторической памятью сильно человечество, народ и не всегда, к сожалению, отдельный человек.

По медленной спирали восходим мы вверх, порой глупо считая давно пройденное неважным для нас. Это было раньше! Сейчас по-другому! Совсем как в старой литературе, помните: иные времена, иные нравы!

Иные! Конечно, иные! Спору нет. Только зря, кто восклицает так, считают мотивировки эти оправдывающими. Времена другие, верно. И есть миллионы примеров, когда юные, не прошедшие испытания лихом, поступают по совести. Дети наши собирают подарки кампучийским своим сверстникам. Студенческий отряд назвал себя отрядом безвозмездного труда и все деньги, заработанные летом, отдает детскому дому.