Собрание сочинений (Том 4)

- Ну ладно, - сказал он, - я думал, ты действительно сибиряк. А ты как и эти! Ничуть не лучше. Только переехать сюда надо. Сократить расстояние. И все будет о'кэй, как они выражаются.

Парень, блестя застежками на джинсах, пошел в прихожую, а я улыбался ему жалко. Растерянно. И в голове моей вертелся вопрос, который я хотел задать этому Фиделю. Я хотел кивнуть на того, настоящего Фиделя, и спросить:

"Ты просто так его носишь? Или из уважения?"

Из уважения! Можно было не спрашивать.

Я повернулся к остальным. Глеб все курил, Манька плясала, прилизанный очкарик держался за ногу.

- Вечно этот зануда полковник настроение испортит! - сказал очкастый.

И я подумал опять: мокрый он или просто такая прическа?

- Ну-ка, генералы, - сказал я тихо, - проваливайте отсюда!

Странно: они ушли мирно, без скандала. Видно, боялись настоящих генералов. Я остался один. И до того мне стало тошно, что ничего не хотелось видеть. Я выключил свет. Задумался.

Я не знаю, сколько просидел, думая про этих внуков и про себя. Надо же! Я ведь тоже генеральством гордился. Считал, что лучше других. Выходит, я тогда на этих походил. Может, только одеждой и отличался.

Щелкнул выключатель.

Дед и его друзья стояли вокруг меня. В орденах. В парадных мундирах.

- Ну как, - спросил генерал-майор, - встреча на высшем уровне прошла успешно?

- Успешно, - соврал я. И криво улыбнулся. Вечер неискренних улыбок, ничего себе!

Ч а с т ь ш е с т а я

ВЕЧНЫЙ ОГОНЬ

ВЕЧНЫЙ ОГОНЬ

Самолет летит над облаками. Над бесконечной белой равниной. Будто не летит, а медленно ползет по снежному полю.

Я пристально смотрю в иллюминатор. Мне кажется, что пустыня совсем не безлюдная. Что кто-нибудь вдруг покажется на горизонте и станет махать нам рукой.

И верно! Из белой пены, как из морской пучины, вдруг медленно выплывает треугольная птица. Нос вытянут в длинное жало, а хвост отброшен далеко назад.

Самолет взмывает над облаками и уходит куда-то ввысь. Почти отвесно. И сзади остается полоса. Как королевский шлейф.

- Перехватчик! - говорит мне дед. - Перехватывает вражеские самолеты. Сверхзвуковой.

Точно. Летающий треугольник давно исчез, а до нас еще только долетел его звук.

- Как думаешь? - спрашиваю я дедушку. - Каким мне офицером стать? Артиллерийским? Пехотным? А может, летным? Или морским?

Дед смеется.

- Выбор большой, - говорит он, - дело за тобой.

Если бы за мной был выбор, я бы начал с сегодняшнего. С того, что утром видел.

Это было замечательное событие.

Дед вдруг переменил свои планы. Исключительно из-за меня. Я сперва не хотел его расстраивать. Про вчерашнее говорить. Но потом решил: рассказать надо. Обязательно. Он же мой дед. Мой друг. Мой генерал.

Дед выслушал меня, задумался. Потом сказал, что планы свои меняет и туда, куда собирался, не поедет, а пойдет со мной. К Неизвестному солдату.

У могилы солдата пылал Вечный огонь.

Дождь идет, а огонь горит.

Снег валит, а огонь не гаснет.

Мы постояли у каменной звезды, в которой вечное пламя сияет. Дед честь солдату отдал. Я - пионерский салют.

Жил человек. Имя у него было. Мать. Может, жена была, дети. А потом погиб. Так погиб, что никто об этом не узнал. Но он не пропал. Он стал Неизвестным солдатом. Его, может, ждут до сих пор. Думают о нем. Вспоминают. Зовут про себя по имени. А он без имени. Потому что имя ему уже не нужно. Он - для всех. Неизвестный солдат.

Я смотрел, как подходят к могиле женщины. Молодые. Старухи. Пионеры. Как кладут цветы на красный мрамор. Как стоят, задумавшись глубоко. К кому пришли они? К Неизвестному? Нет, к известному. К сыну своему. К отцу. Или к деду.

Я беру за рукав деда. Заглядываю ему в лицо. Как хорошо, что мой дед жив и его не убили фашисты. Как хорошо, что он со мной стоит... И я его за рукав взять могу... Дед сказал тогда очень правильно! Жалко, что так получилось! Жалко, что я его не видел так долго и совсем не знал!

Я прижимаюсь к дедову рукаву. Он обнимает меня. Мы идем медленно к Красной площади.

Мавзолей закрыт, но рядом толпится народ. Мы подходим поближе. Разглядываем голубые елочки. Блестящие стены. Лица солдат.

И вдруг я вздрагиваю. Протираю глаза. Не может быть!

Я дергаю деда за руку, шепчу ему:

- Гляди! Это же Борис Егоров! Наш вожатый.

- Откуда он тут взялся? - пожимает плечами дед.

Действительно, откуда? Конечно, он солдат, в армии теперь служит танкистом или, может, моряком. Но тут? Тут Мавзолей - шутка ли?

Я снова глаза тру. Может, показалось? Конечно, показалось! Откуда тут Егорову взяться! Но все-таки кричу:

- Егоров! - и машу рукой.

Солдат стоит недвижно. Как неживой. И плечи у него, кажется, застыли. Дедушка смеется:

- Ты что? Думаешь, он откликнется?

Слышатся шаги. Грохочут по асфальту. Люди у Мавзолея оживляются. Я вижу, как печатают шаг трое военных. Идут медленно, торжественно. Взмахивают руками в белых перчатках. Винтовки у плеча. Подходят к дверям. Часы на башне со звездой отсчитывают удары. Солдаты меняются. Щелкают прикладами. Новые остаются, те, что стояли, уходят. Смена караула.