Собрание сочинений (Том 4)

Хочу верить, что горькая Надина исповедь поможет взрослым, чье сердце недоступно даже для собственных детей, осознать, какую незаслуженную кару, какой жестокий и неправедный урок преподносят они.

У Надиной истории своя индивидуальность, свои виноватые и правые, свои персонажи. И все-таки много в этой исповеди такого, что можно назвать характерным, типичным. Типична здесь история отчуждения.

Ранимость и скрытность - две очень характерные для отрочества ипостаси.

Когда родители и дети, как, впрочем, вообще взрослые и дети, по-настоящему близки, когда у них есть и родство душ, и постоянный контакт, то в таких отношениях и резкое слово, и резкий поступок вполне проходимы, а порой и очень уместны.

Ранимость при настоящей близости если и развивается, то с множеством облегчающих обстоятельств. На близкого человека ведь долго обижаться нельзя, ибо ты знаешь: если он тебя задел, то со смыслом, до которого следует додуматься.

Отчуждение возникает при ранимости, ничем не смягчаемой, не амортизируемой.

Вот Надина история. К отцу подходили не как к человеку, а как к некой инстанции. Боялись его. Видимо, боялись не только как человека, но и как носителя каких-то тайных для нас идей. Пример тому - история с клубникой. Стяжательство, видимо, было существеннее детей, важнее близости с ними. Потому, пожалуй, и исчез он, этот отец, со смертью матери.

История Нади - это история непонимания важнейших гуманистических обязанностей, возлагаемых на отца уже самим фактом рождения ребенка. Я бы сказал, безотцовство сформировало в Надежде целый комплекс отчаяния. Она смотрит на отца как на символ мужского могущества и доброты, но встречает равнодушие и душевную пустоту.

Именно от отца, от взаимоотношений с ним в еще не вполне осознанном детстве берет отсчет история Надиной скрытности, история ее отчуждения.

Смотрите: рядом с ней в детдоме Вита, совсем иной тип. Мы не знаем, какая судьба привела эту Виту в детский дом, но даже по Надиному письму понятно: Вита не страдает Надиной отчужденностью, рефлексией, сосредоточенностью только на своих переживаниях.

Она первой идет навстречу людям.

Заметим в скобках, что часто такие типы, как Вита, бывают обмануты в жизни, что встречаются люди, которые пользуются открытостью и доверчивостью этих характеров.

Порой обманутая открытость разочаровывается в самой себе, вместо нее появляется глухая подозрительность, но ведь бывает и иначе.

Бывает, что, обманувшись однажды, такой человек продолжает свято верить в добро и человечность, проходит сквозь ошибки и достигает искомого.

Бывают варианты и счастливее - Вита встречает только таких же, как она, и ее жизнь счастлива и светла...

Надю воспитали другой. Да, да, именно воспитали. И все ее несчастья от этого воспитания. Перечитайте ее исповедь.

Она ждет письма от сестры, и в этом ожидании целая философия.

Слова сестры хороши, но ей хочется иного - мнения сильного, уважаемого мужчины, хотя ведь никаких оснований для этого ожидания нет.

И как она относится к новому воспитателю!

Чего стоит одна только история с осенними листьями?

А больница?

Люди, окружающие Надю, чаще всего не понимают ее. Теоретически она могла бы облегчить свою жизнь - скажи сама о своих печалях любимой воспитательнице или той же Вите.

Но это только теоретически.

Даже со взрослым, но сдержанным человеком это почти невероятно.

А ведь в нашем случае в дело со всей своей силой и непоследовательной последовательностью вмешивается возраст.

Я уверен - ни за что, ни за какие, как говорится, коврижки, даже при стопроцентной гарантии в успехе не согласилась бы Надя на признание. Ни за что бы не сказала вслух о том, что тысячу раз передумала про себя.

Говорит "зажатость" характера.

Говорит воспитанная отцовским эгоизмом отчужденность.

Обманувшись в родном отце, разве может человек признаться постороннему в своих страданиях? Да еще таких.

Девушка - мужчине! Кто это поймет?

Надя раскрылась только в действительной своей исповеди, так и не назвав - и я не осуждаю ее - своего настоящего имени.

Не сказанное ею так и не услышано окружающими.

Казалось, ну какие к кому претензии?

Хочешь - скажи.

А молчишь, кто ж тебя знает, может, вовсе и не думаешь такого?

Откуда окружающим, даже знающим Надю близко, угадать этакий нестандартный нюанс: девочке не хватает отцовской ласки. Именно отцовской, не материнской, хотя мать у нее умерла, ее тоже нет.

Надежда ничего не пишет об этом прямо, но ведь многое угадывается сквозь строки письма: ей не хватает любой ласки.

Просто ласки.

И она благодарна первой ее воспитательнице, женщине, за то, что та нашла к ней ключик, что приласкала ее.

Но женская ласка, как-то эквивалентная материнской, доступна ей, отцовская - недоступна, недосягаема, а оттого еще более сладка и желанна.

Недоступное постепенно обретает легендарный, необычный облик.

И в том, как Надя ищет этой отцовской ласки, как широко и доверчиво оглядывает мир, как неутомимо, веруя, ищет идеал, заключается, на мой взгляд, суть ее человеческого характера.

Такой его черты, как настойчивость и целеустремленность.