Собрание сочинений. Том 4

Пушкин — это строки, врезавшиеся в тебя навеки одной, не выбранной тобой, но навсегда памятной весной.

Пушкин — это имя-пароль, имя-девиз, имя-эпиграф.

Юной юностью, размышляя о великом своем долге, об отчем крае, о Родине, о народе, которому надобно служить, отдавая все свои силы, человек озаряет свои мысли вечным пушкинским:

Мой друг, отчизне посвятим

Души прекрасные порывы!

Пушкин и для нашего героя, как для всякого русского, был продолжением слова, продолжением песни, сказки, былины. Великий поэт был как бы внуком князя Игоря, Дмитрия Донского и Ломоносова.

Точно близкие родственники, стоят они рядком с тремя богатырями — сами богатыри. Богатыри ратные, богатыри науки и слова.

Но Пушкин все же — наособицу.

Пушкин собой, кажется, все вобрал — и слово, и историю, и мечту.

Вот война с ворогом — кого в ратные дружки позвать? Пушкина. А кто первым пойдет помочь русскому Икару? Тоже Пушкин.

И сам, будь он в те поры на свете, и стихом своим, коли стих этот жив.

И в прошлом он, до своего рождения, и в будущем, когда его нет, а слово его волшебное живо, неукротимо, весело, а еще и серьезно, раздумчиво, пламенно, трепетно, так что томик стихов пушкинских всегда у нас под рукой. И в дальнюю дорогу первый спутник.

Пушкин!

При слове этом, как всякий и любой, улыбался своей неповторимой улыбкой наш герой.

И приведись случиться чуду — ах, как крепко обнял бы его Александр Сергеевич, как прижал бы к себе, одарив ответной лаской, искренним дружеством!

ОКТЯБРЬ

Все великое творимо народом.

Даже созданное одним — мыслителем, ученым, поэтом — в конце концов есть сотворенное народом. Пушкин — один. Был и будет. Но сам он — вершина народной духовности. Как Ломоносов. Как наш герой.

Народ творит людей.

Народ творит бури.

Сродни волне, сметающей на своем пути гниль, весенней грозе, омывающей раннюю зелень, молнии, разрывающей тьму, — пронеслась над Россией Октябрьская революция.

Сравнения эти неточны. Волна и гроза стихийны, революция Ленина ведома его гением и его партией. Подготовлена. Организована. Реализована. Буря народная направлена в точное русло, поток снес плотину.

Только у нашей революции чудесная особинка. Сметая, она созидала. Разрушая, строила.

Широки крылья мечты. А еще шире — крылья реальности. То там, то тут, то в одном, то в другом мечта даже для глаза невидимо становилась жизнью, правдой, делом.

Сын крестьян, поколениями неграмотных, стал инженером. Дочь рабочих, племени униженных и оскорбленных при старом порядке, стала летчицей. Бывшее чьим-то стало общим. Как удивительный цветок, расцветала, сияла ярким светом народная сила, народная воля, народный почин, народный энтузиазм.

Являлось доселе невиданное, слыхом не слыханное: государством правил народ, исчезла бедность, каждый был равен другому, и каждый отвечал за страну.

Время рождало новые понятия: коммунист, комсомолец.

Время рождало новых людей, новую мораль, новое сознание.

Революция, сотворенная народом, стала его достоянием, его честью, его совестью.

Можно сказать: он рожден революцией.

ЦИОЛКОВСКИЙ

Мир мечтаний дарит человечеству гениев. Их не узнать. Они рядятся в другие одежды.

Их считают сумасшедшими.

Их признают чудаками.

И упорно не хотят наречь великими. Великое кажется чем-то значительным. Особым. Необыкновенным. Живущим вдали от этих мест.

Но где же живет великое, коли мы отказываем ему в соседстве рядом с нами? Не в небе же оно витает? Тут.

В Калуге жил учитель. Вечерами разглядывал небо в особую трубу. И хотя только в этом еще нет ничего странного, его считали странным. Чудаком. И признали бы сумасшедшим, если бы он рассказал соседям о своих великих вычислениях, о своих расчетах.

А расчеты были: как запустить искусственный спутник Земли, как полететь на Луну, как преодолеть земное притяжение.

Он печатал свои работы, не имевшие большого успеха. В своем сегодняшнем он жил будущим, а это не всегда понятно.

Но судьбу Циолковского как бы надвое рассекла революция. Калужский чудак стал интересен стране. Нужен людям.

Их было сперва не так много — любопытных, любознательных, беспокойных. Но — чудо! — их становилось все больше и больше. Полет на Луну волновал пионеров, машинистов паровозов, свинарок, планеристов.

На закате жизни Циолковский почувствовал, что не зря слыл чудаком много долгих лет. Чудачество пригодилось.

Стало серьезным. Важным. Великим. Звездный старец оставил тетрадки с расчетами тем, кто шел за ним, молодым, белозубым, отчаянным.

Тем, кто чтил его великим учителем, веруя в силу человеческой мысли, духа, решимости.

Но как далеко пока это — дело, задуманное старцем!

ЧКАЛОВ

Он появился и стал символом своего времени — красивый, отчаянно смелый.

Человек, который овладевал любой техникой, запущенной в небо. Человек, которому выпала совершенно новая доля — вынести небывало тяжкий груз славы, подаренной ему целым народом, от мала до велика.

Все было новым в его судьбе.

Новые рекорды. Новые трассы. Новые проявления духа. Испытания на нравственную прочность.