Собрание сочинений. Том 4

А «несмышленый» все понял. Более того, сделал выводы. И выводы тяжкие. Если Матвей станет следовать им, общество получит в высшей степени безнравственную личность, прекрасно усвоившую негативные «правила» жизни, которые преподнесли ему, во-первых, мать, во-вторых, учительница, в-третьих, окружение, в котором он почерпнул лишь то, что работало по логике, уже предложенной ему матерью и учительницей.

Какие же уроки выучил он?

Урок первый. Авторитет «классной» подарил матери Матвея расслоение семей на «нормальных» и «ненормальных». Формулу, выработанную учительницей Матвея — человеком недалеким, неумным или просто злым, я бы признал первым нравственным преступлением взрослых перед подростком. Причем не только перед Матвеем…

Вообще само имя — учитель — предполагает ведь в нашем сознании ощущение чего-то святого. Учитель учит нас писать, читать, считать. Учитель открывает нам мир природы. Ему же доверено и иное, более важное, более сложное — открыть, внушить и объяснить правила человеческого общежития, взаимоотношений между людьми.

Учитель подобен садовнику и хирургу сразу. Хирургу — потому что должен изымать из души уже сложившиеся неверные убеждения. Садовнику — потому что должен сажать дивные цветы человечности. Человек, избравший святую должность, обязан сам себя поверять высшими критериями: тут уж недопустимы слабости, прощаемые обычным людям, ведь учитель — это не только профессия, но и призвание. Еще лучше сказать — служение.

Учитель — это страдалец: в душе его истории и жизни не только счастливые, и, если не сострадать, не помогать, а только свидетельствовать, ты уже дурной учитель.

Учитель — это душа учеников и родителей; без духовной близости, без понимания сердечного, а не формального нет подлинного доверия.

Учитель — это нравственник в высшем понятии; слова без собственного примера не стоят ничего, а поступки, противоречащие словам, уничтожают не только конкретного педагога, но и все святое сословие учительства…

Об учителе можно говорить много, да и сказано немало — доброго и светлого. Тут же хочу сформулировать мысль, которой должно быть, на мой взгляд, во главе угла.

Учитель — святое имя, учительство — святое занятие. Имя и дело вызывают только одно чувство — доверие. Безграничное, порой даже слепое доверие. И не только учеников, а и родителей. Ведь родители тоже вчерашние ученики.

Так вот именно в силу безграничного доверия к учителю страшны те случайные люди, присвоившие себе это святое имя, кои, получив педагогический диплом, возомнили, что уже одно это дает им право на учительский авторитет, ничуть не приблизив себя, свою личность к святости звания и труда.

Плохо, когда дурной человек работает инженером. Ужасно, когда дурной человек становится учителем… Вред от него в тысячу крат больший. После такого учителя остаются в незрелых еще душах темные следы, и потребуется немало усилий светлых людей, чтобы следы те забелить иными, праведными поступками и словами…

Вслушайтесь, как торжественно — гимном! — звучат превосходно точные слова Константина Дмитриевича Ушинского:

«Только тот, кто сохранил в себе возможность во всякую минуту стать лицом к лицу с своей собственной душой, не отделяясь от нее никакими предубеждениями, никакой привычкой, укоренившейся глубоко и потому бессознательной; только тот, кто не торгуется с самим собой и готов всегда, во всей целости своей души, решиться на то или другое, без задних мыслей, без скрытых, не выдавшихся наружу чувств, без обманчивых фраз, — только тот способен идти по дороге самоусовершенствования и вести по ней других. Как самовоспитание человека, так и воспитание дитяти — не внешняя полировка, а истинное, проникающее всю душу воспитание, — основываются на этой цельности, полной прозрачности и беззаветной искренности души».

Сказано век назад, а ведь точно про «классную» Матвея.

Где уж тут до цельности, полной прозрачности и беззаветной искренности души!

В письме подростка про это не сказано, но не так уж трудно уловить и задние мысли учительницы, и обманчивые фразы, и торговлю с самой собой…

Да разве имеет право учитель разделять семьи своих учеников на «нормальные» и «ненормальные», разве перед ним, учителем, не равны все, и разве не ближе, не больнее, не дороже для него те дома, в которых не все в порядке?..

Кто, какие наставники воспитали в сей «классной» — не правда ли, липкое и точное имя для этой дамы придумал Матвей — такое чистоплюйство, схожее, прямо скажем, с дореволюционным ханжеством сословных воспитателей?

Нет прощения этой «классной», нет и не может быть оправдания ей. Не учитель она вовсе и пусть не марает это святое имя единственным и достаточно зыбким признаком — тем, что лишь работает в школе…

Это урок первый.

Урок второй. Как видимо, как заметно вытекает он естественным следствием из первого урока. Ведь учительнице поверила мать Матвея.

То ли материнского сердца и чутья ей недостало, то ли просто ума…

Выгнать из дома Колю, друга сына, который, как выяснилось не без помощи «классной», из «ненормальной» семьи.