Собрание сочинений. Том 5

На статьях, касающихся преступлений против нравственности, на предписаниях о конфискации и т. д. мы не будем останавливаться. Они превосходят все прелести законодательства о печати времен Луи-Филиппа и Реставрации. Отметим лишь один пункт: согласно § 21, прокурор может потребовать не только запрещения уже готовых печатных произведений, он может даже дать распоряжение конфисковать только что сданную в печать рукопись, если ее содержание дает основание усмотреть в ней преступление или проступок, подлежащий преследованию со стороны властей! Какое широкое поле деятельности для человеколюбивых прокуроров! Какое приятное развлечение — в любое время отправляться в редакции газет и требовать на просмотр «сданные в печать рукописи», ибо ведь возможно, что имеется основание усмотреть в них преступление или проступок!

Какой злой насмешкой звучит при этом торжественная важность того параграфа проекта конституции и «Основных прав немецкого народа», который гласит: «Цензура никогда не может быть восстановлена!».

Написано К. Марксом 19 июля 1848 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 50, 20 июля 1848 г.

Перевод с немецкого

ЗАКОНОПРОЕКТ О ГРАЖДАНСКОМ ОПОЛЧЕНИИ

I

Кёльн, 20 июля. Гражданское ополчение распущено — таков основной параграф законопроекта об учреждении гражданского ополчения, хотя этот параграф и помещен лишь в конце законопроекта в весьма скромной форме, в виде § 121, гласящего:

«Ввиду учреждения настоящим законом гражданского ополчения все вооруженные части, входящие в данное время в состав гражданского ополчения или существующие наряду с ним, объявляются распущенными».

К роспуску частей, не входивших непосредственно в гражданское ополчение, уже приступили без всяких церемоний. Роспуск же самого гражданского ополчения можно провести только под видом его реорганизации.

Чувство приличия заставило законодателей включить в § 1 следующую конституционную фразу:

«Гражданское ополчение имеет назначение охранять конституционную свободу и законный порядок».

Чтобы вполне соответствовать «смыслу этого назначения», гражданское ополчение не должно, однако, ни думать, ни говорить об общественных делах, ни обсуждать их, ни выносить решения (§ 1), ни устраивать собраний, ни браться за оружие (§ 6), вообще не должно подавать ни малейших признаков жизни без разрешения властей предержащих. Не гражданское ополчение «охраняет» конституцию от властей, а власти охраняют конституцию от гражданского ополчения. Согласно § 4, гражданское ополчение должно слепо «следовать приказу властей», воздерживаться от всякого вмешательства «в действия общинных, административных и судебных властей» и отказаться от всяких рассуждений. В случае «отказа» от пассивного повиновения г-н регирунгспрезидент может «отстранить» гражданское ополчение «от несения службы» на 4 недели (§ 4). Если же оно навлечет на себя высочайшее недовольство, то «по королевскому указу» оно может быть «отстранено от несения службы» на «6 месяцев» или может даже быть совсем «распущено» и только через шесть месяцев оно должно быть заново сформировано (§ 3). Итак (§ 2), «в каждой общине королевства должно быть учреждено гражданское ополчение», если только г-н регирунгспрезидент или король не сочтут нужным распорядиться иначе в каждой общине. Если государственные дела не подлежат «ведению» гражданского ополчения, то, наоборот, гражданское ополчение «подлежит ведению министра внутренних дел», т. е. министра полиции, который является его естественным начальником и «по смыслу своего назначения» — верным Эккартом^[147] «конституционной свободы» (§ 5). Пока гражданское ополчение не призывается г-н ом регирунгспрезидентом или другими господами чиновниками к «охране конституционной свободы», т. е. к исполнению предписаний своих господ начальников, т. е. к несению службы, его настоящее назначение сводится к выполнению воинского устава, составленного каким-нибудь королевским полковником. Воинский устав — это его magna charta^{79}, для охраны и выполнения которой оно, так сказать, и создано. Да здравствует воинский устав! Наконец, включение в ряды гражданского ополчения дает повод заставить каждого пруссака «в возрасте от 24 до 50 лет» принести следующую присягу:

«Клянусь в верности и повиновении королю, конституции и законам королевства».

Бедная конституция! Как робко, застенчиво и по-мещански скромно, в какой униженной позе примостилась она между королем и законами. Сначала идет роялистская присяга, присяга любезных верноподданных, затем конституционная присяга, а под конец следует присяга, не имеющая уже никакого смысла, — кроме легитимистского, — как будто наряду с законами, которые исходят из конституции, существуют еще и другие законы, обязанные своим происхождением королевскому всевластию. И вот почтенный гражданин оказывается целиком, с головы до ног, — «в ведении министерства внутренних дел».