Собрание сочинений. Том 5

Медленно спустился я в одну из этих маленьких речных долин и прошел по ней некоторое расстояние. Наконец, я вышел на дорогу и там встретил людей, от которых мог узнать, где я, собственно, нахожусь. Оказалось, что я был поблизости от Мальзерба, на полпути между Орлеаном и Парижем. Орлеан лежал слишком далеко на запад от моего пути; моей ближайшей целью был Невер, а поэтому через ближайшую гору я направился снова прямо на юг. Сверху открывался чудесный вид: между покрытыми лесом горами раскинулся прелестный городок Мальзерб, на склонах гор приютились многочисленные деревушки, а наверху, на одной из вершин, стоял замок Шатобриан. И что мне было еще приятнее — напротив, по ту сторону узкого ущелья, протянулась департаментская дорога, ведущая прямо на юг.

Дело в том, что во Франции есть три рода дорог: государственные дороги, прежде называвшиеся королевскими, а ныне именующиеся национальными, — прекрасные широкие шоссе, связывающие между собой важнейшие города. Эти национальные дороги — в окрестностях Парижа не просто шоссе, но поистине роскошные дороги, великолепные аллеи вязов, шириною в шестьдесят и больше футов, вымощенные посредине, — становятся хуже, чем дальше от Парижа и чем меньшее значение имеет дорога: они более узки и реже обсажены деревьями. Местами они так плохи, что после двухчасового умеренного дождя делаются почти непроходимыми для пешеходов. К дорогам второго рода принадлежат департаментские дороги, коммуникации второстепенного значения, которые содержатся на средства департаментов. Они уже, чем национальные дороги, и более просты. Наконец, к третьему роду дорог относятся большие проселочные дороги (chemins de grande communication), которые поддерживаются на средства кантонов, — узкие, скромные дороги, находящиеся, однако, местами в лучшем состоянии, чем более широкие шоссейные дороги.

Я пересек поле, направился прямо к моей департаментской дороге и к своему величайшему удовольствию убедился, что она совершенно прямой линией идет на юг. Деревни и постоялые дворы встречались редко. После многочасовой ходьбы я, наконец, попал на большую ферму, где мне с величайшей готовностью предложили подкрепиться, а я за это нарисовал хозяйским детям несколько рож на листе бумаги, очень серьезно поясняя: это — генерал Кавеньяк, это — Луи-Наполеон, это — Арман Марраст, Ледрю-Роллен и т. д., все как вылитые. Крестьяне глазели на карикатуры с величайшим благоговением, радостно благодарили и немедленно повесили поразительно похожие портреты на стену. От этих славных людей я также узнал, что нахожусь по пути от Мальзерба к Шатонёфу на Луаре, до которого оставалось около двенадцати лье.

Я направился дальше через Пюизо и другое небольшое местечко, название которого забыл, и поздно вечером прибыл в Бельгард, красивый и довольно большой городок, где переночевал. Дорога через плато, покрытое здесь, кстати, во многих местах виноградниками, была довольно однообразна.

На следующее утро я прошел еще пять лье по направлению к Шатонёфу, а оттуда направился вдоль Луары по национальной дороге, ведущей от Орлеана к Неверу.

На зеленом берегу Луары,

Где миндаль пленительный цветет,

Я познал любви взаимной чары,

И с тех пор туда меня влечет

^[278]

—

так поет иной мечтательный немецкий юноша и иная нежная немецкая дева томными словами Хельмины фон Шези на умилительный мотив Карла Мариа фон Вебера. Но тот, кто ищет на берегах Луары миндальных деревьев и сладкой, нежной любовной романтики, как это было в моде в двадцатых годах в Дрездене, тот строит себе страшные иллюзии, позволительные разве только немецкому потомственному синему чулку в третьем поколении.

По пути от Шатонёфа через Ле-Борд к Дампьеру почти не приходится видеть эту романтическую Луару. Дорога пролегает среди холмов в двух-трех лье от реки, и только изредка в дали видны сверкающие на солнце воды Луары. Местность эта богата вином, хлебом, фруктами, а поближе к реке расстилаются роскошные луга. Вид этой безлесной долины, окаймленной лишь волнообразными холмами, все же довольно однообразен.