Прежде чем расстаться с корнетом, он отдал приказ, чтобы тридцать солдат из отряда были готовы к выступлению незадолго до рассвета; он сопроводил свой приказ строгим предупреждением поднять солдат без шума, чтобы не разбудить никого в усадьбе, команды «вставать» и «седлать» давать без сигнала рожком – короче говоря, приготовиться к походу в полной тишине, так, чтобы это для всех осталось секретом.
У корнета только и оставалось время, чтобы выполнить этот приказ, и Стаббс немедленно отправился отдать нужные распоряжения.
Солдат подняли, растолкав одного за другим, соблюдая предписанную приказом секретность; молча оседлали лошадей; отряд из тридцати вооруженных до зубов кирасиров, готовых вскочить на лошадей, уже выстроился во дворе, когда первая полоска жемчужного света, предвещающая рассвет, появилась на востоке.
Пока шли все эти приготовления, Скэрти, лежа на постели, тщательно обдумывал свой план. Он не сомневался в его успехе. Как может случиться, чтобы враг ускользнул из его рук? Он так ловко провел свою шпионскую вылазку, что у Генри Голтспера не могло возникнуть никаких подозрений.
Скэрти уже успел достаточно изучить Уэлфорда и знал, что тот его не выдаст. Он одержим ревностью и жаждой мести; ясно, он не пойдет предупреждать Голтспера. А кто же еще может предупредить его? Никто.
Арестовать Голтспера не составит никакого труда. Надо только окружить дом, уничтожить всякую возможную лазейку и захватить заговорщика – по всей вероятности, прямо в постели. Вслед за этим – Тауэр, а там – «Звездная палата». Скэрти был достаточно осведомлен об этом пристрастном судилище и не сомневался, что приговор, вынесенный им, избавит от соперника не только Уэлфорда, но и его самого. Он также избавит и короля от опасного врага; но это был отнюдь не главный стимул, руководящий в данном случае капитаном Скэрти.
Его вражда к Голтсперу, возникшая недавно и внезапно, так глубоко укоренилась в его душе, как если бы она длилась годы. Потерпеть поражение на глазах у целой толпы, быть сброшенным с коня, вынужденным просить пощады ему, Ричарду Скэрти, капитану королевских кирасиров, доблестному кавалеру, победителю на всех поединках, – этого уже было достаточно, чтобы внушить ему лютую ненависть к посрамившему его сопернику. Но подвергнуться такому унижению перед высокородными дамами, на глазах у той, которая зажгла в нем такую бешеную, неукротимую страсть, а сама питала нежную склонность к его противнику, – это уже было совсем невыносимо! Ненависть Скэрти теперь не знала пределов, он был готов на все, чтобы отомстить Голтсперу. И вот сейчас, лежа, на кровати, он с наслаждением обдумывал план мести.
– Клянусь Небом, это будет сладкая месть! – воскликнул он и, вскочив на ноги, взволнованно заходил по комнате взад и вперед. – Она увидит его унижение! Я проведу его перед ее окном, и он предстанет перед ее гордым взором жалким, беспомощным, загнанным пленником! Ха-ха-ха! Оставить ему эту белую перчатку на шляпе? – продолжал он, с наслаждением представляя себе это зрелище. – Что ж, это будет недурно выглядеть, ха-ха-ха! Нет... пожалуй, лучше будет провезти его с обнаженной головой, связанного, как пойманного вора, ха-ха-ха!
«Ну, а что, если она улыбнется ему? – подумал он, и тень сомнения скользнула по его лицу. – Что, если она одарит его улыбкой? Тогда все пропало для меня! Какое же это будет торжество! Ее улыбка сделает его счастливее меня!»
– Ага! Придумал! – воскликнул он просияв. – Я знаю, как поступить, чтобы отбить у нее охоту улыбаться ему. Клянусь Небом, великолепная мысль! Он проедет перед ней не с обнаженной головой, нет! На шляпе его будет красоваться букет цветов! Какие цветы поднесла ему тогда эта девушка? Если я не ошибаюсь, красные – мак, мальвы... что-то в этом роде. Ну, да неважно, лишь бы цвет был подходящий. Марион не разглядит на расстоянии, что это за цветы. Они должны быть немного увядшие, как будто он хранит их с того самого дня. Она никогда не догадается, что это хитрость. Если она улыбнется, увидев эти цветы, я буду знать, что между ними ничего нет. О, какое счастье увидеть ее улыбку! А ведь только сейчас я боялся, как бы она не улыбнулась ему!.. А вот еще блестящая мысль! – злорадно воскликнул он. – Всю ночь я был в каком-то отупении – сейчас у меня словно прояснилось в голове. Une id'ee magnifique
[31], как говорит наша француженка-королева. Какой это будет приятный сюрприз для Голтспера! Если он ее любит – а можно в этом не сомневаться! – это заставит его хорошенько помучиться, как мучился я. Ха-ха! Перчатка с правой руки одержит победу над левой!И, вытащив из кармана камзола найденную им перчатку Марион, Скэрти подошел к столу, где лежал его шлем, и прикрепил к нему перчатку, привязав ее лентой под султаном из перьев.
– Будет ему над чем подумать в тюрьме! Это даст ему пищу для размышлений, которые будут терзать его день и ночь. Да, это поистине сладкая месть, достойная самого инквизитора!
Шаги, послышавшиеся в коридоре, прервали его ликование. В комнату заглянул Стаббс.