Собрание сочинений.Том 5. Дар земли

— Это ты выбрось из головы. Вот уже действительно додумался! — с присущей ей страстностью сказала Зарифа. — Зачем он живет? Хотя я себя об этом тоже спрашивала в трудную минуту. Скупая все-таки жизнь: хорошее у нее надо вырывать с бою! В одном успеха добьешься — она тебя в другом ущемит… Вот я: из страшной бедности и темноты вышла, как-никак фигура на производстве, а всю жизнь одинока. Почему же для меня пары нет? Кто мне нужен, тот занят; кому я нужна, мне не мил. Ну что прикажешь делать? Топиться? Давиться? Да никогда! Нынче ездила я домой, в деревню, мать навещала, и просто поразилась: до чего там хорошо. Зеленая травка по улице. У нашей речки ветлы распушились. Молодежь по вечерам за околицей пляшет. Но совсем новая молодежь! Совсем другая жизнь. А мама старенькая стала. Раньше она была голосистая, красивая, но суровая, а сейчас одряхлела, тихонькая такая. Посмотрит, как солнце за лугами садится, и что-то шепчет: посмотрит, как деревенские гуси летят: на ночевку, над крышами, над улицей крыльями машут, опять шепчет. Вслушалась я. А она: «Дорогой ты мой белый свет, как с тобой расставаться-то неохота!» Так горячо стало у меня на сердце! Ведь мало доброго она видела. Теперь бы только жить да радоваться, ан старость подступила. И я подумала: «Спасибо, что мы своим родителям старость обеспечили!» И вообще сколько хорошего, красивого сделали. Пусть тесно в душе от чувств, страданий, даже от сомнений, без которых одни самодовольные тупицы живут, но зато если у человека душа полна, ему никогда и нигде не скучно, а боль можно перетерпеть, перебороть.

— Это неверно, Зарифа-апа… то, что не скучно! У меня здесь, в груди, — страшная пустота. Мы столько говорим о новой советской семье, о любви, но почему серьезные девушки выходят замуж не любя. Подумаю — тошно делается.

Зарифа упрямо качнула головой.

— Думаешь, она его не любит?

— Да.

— Мне сначала тоже казалось, что она от обиды вышла за Груздева, может быть, даже назло тебе. Но потом…

— Что потом?..

— Присмотрелась я к ним. Ты представить не можешь, как много значит для женщины возможность гордиться мужем. Равенство равенством, но хорошо, когда он стоит на ступеньку выше, особенно если не подчеркивает своего превосходства…

«Мною гордиться Надя не смогла бы! — подумал Ахмадша. — А сейчас она просто презирает меня. Да, презирает, но и любит! Все равно любит!»

Он взял с тарелки кусок свежеиспеченного пшеничного хлеба, вдохнул с детства радующий запах, напоминающий о нагретой солнцем земле.

Сейчас деревца в палисаднике стояли голые, топорща черные от дождя ветки. Дальше виднелись крутые шиферные крыши. Навесы балконов и застекленные террасы смягчали строгие линии домов. Город жил, строился, полнился детворой. Придет весна — и снова оденутся листьями кусты и деревья, а неужели он, Ахмадша, должен навсегда похоронить свои надежды?

25

Больше всех волновался Федченко. Он в эту ночь почти не спал, и пожилая властная жена даже пригрозила, что отведет его под холодный душ — остудить клокотавшее в нем горячее беспокойство.

Приезжали и раньше на завод ответственные товарищи из Совета Министров. Старый технолог вел себя спокойно, солидно: дескать, и мы неплохие работники у советской власти, а тут что-то выбило из колеи.

То ли долгая канитель с проектом установки утомила его, то ли накипел на душе протест против пустого транжирства, — ведь день и ночь полыхали факелы, сжигая драгоценные газовые отходы крекингов, — только не мог заснуть Федот Тодосович. Осторожно, боясь разбудить супругу, вставал он с кровати, подходил к окну, дышал холодком, тянувшим в полуоткрытую форточку, потом на цыпочках крался в кабинет и снова начинал вдумываться в россыпь цифр.

Глядя в потолок широко открытыми глазами, лежал без сна в постели и Груздев, с нежностью, переполнявшей его сердце, прислушивался к тихому дыханию спавшей рядом Нади и вдруг тоже начинал подсчитывать заводские резервы. «Ведь какую красивую жизнь можно устроить народу, если использовать по-хозяйски наши колоссальные возможности!» — думал он. Недавно был он вместе с Надей на вечере в клубе и удивился тому, как принарядились бетонщицы, которые, сделав себе высокие прически, веселыми стайками ходили по клубному фойе в юбочках колоколом.

Ленка с сейсмической разведки запросто подошла к молодой жене директора. На ней были новенькие остроносые туфли с каблучками не толще карандаша.

— А что, красиво? — задорно спросила она Груздева. — Конечно, мы приходим в простых ботинках, а здесь переобуваемся. — Пряча ногу под стул, она быстро сняла воздушную «обувку» и, поставив ее на ладонь, смеясь показала директору и его жене, перед которой не то стеснялась, не то немножко заискивала. — Из пластмассы каблучки, а внутри шпильки стальные. Не ломаются, но дороговаты. Заграничная продукция!