Собрание сочинений. Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк

— Полно вам, батя! Не имейте супротив меня сердца. Уж ежели наши сакмарски струхнули да на попят пошли, значит, верно: плетью обуха не перешибешь. Придется и нам кориться.

— Востра ты больно стала! Видно, не зря слухом земля полнится, будто при Советской власти придется нам с бабами на равных правах землю пахать и под винтовку становиться.

«Будто мы, бабы, при царе не пахали? — чуть не брякнула Аглаида, но вовремя спохватилась, бросилась к печи, где черный на багровых углях бело-розовой шапкой пены накрылся чугун с похлебкой. — И под винтовку баб царски енералы ставили, — упрямо, но уже про себя продолжала перекоряться со свекром дородная молодайка, орудуя в печи ухватом. — Чтой-то, право, как всем не нравятся разговоры начистоту! Только бы повадны речи слушали!»

Нестор укладывал в солдатский подсумок охотничьи припасы, собираясь с Фросей и работниками в степь по сено, неприятно задетый и встревоженный словами Аглаиды, угрюмо подумал: «Еще начнут упирать на то, что я женат на сестре красногвардейцев!»

Он посмотрел на Фросю, по-особому миловидную в старозаветном волоснике, полюбовался, как пряменько сидела она, шевеля спицами — чулок вязала, — и на душе стало легко. Полгода пролетело после свадьбы, точно первый день семейной жизни. Нет, даже лучше теперь, когда так пришлись по душе друг другу каждой чертой уже изведанного характера, любовной близостью, радостной и желанной.

Нечаянно ли сломал ногу? Да мог ли он, лихой джигитовщик, запросто подсунуться под отводья кошевы на раскате? Все рассчитал заранее, потому что не мог пойти рубить рабочих ради набитых доверху своих амбаров, как не мог пойти с кистенем на большую дорогу. Не на такой войне готовился он показать удаль. И разлука с Фросей ради выполнения преступных приказов атамана была бы великим несчастьем, потому что не сулила примирения с ней.

А он и часу теперь не мог провести без нее. Так и ходили везде вдвоем, вызывая усмешливо-завистливые взгляды. Вместе по воду, вместе на речку полоскать белье. И Фрося от него не отставала — в лес ли, на рыбалку ли. Антошка Караульников вначале обижался, а потом понял: любовь сильнее дружбы.

— Ты Ефросинье и в нужник не дашь сходить одной! — укоряла сына Домна Лукьяновна и снова перебирала, ворошила в памяти свою жизнь с нелюбимым, неласковым мужем: как в воду безрадостно канули молодые годочки.

— Знать, ревнуешь — на шаг от себя не отпускаешь, — посмеивался Михаил.

— Просто жалею, когда время проходит без нее. До чужих разговоров мне нужды нет, — огрызался Нестор.

«Моя!» — сказал он мысленно, исподлобья посматривая на Фросю, наслаждаясь даже этой игрой издали, и ее маленькие руки сразу послушно замедлили со спицами.

Приподняв своевольно выступающий подбородок, она ответила взглядом, ради которого Нестор пошел бы на полный разрыв с тем, что окружало сейчас их обоих.

«Может быть, уже не двоих?» — разгадал он ее умиротворенное выражение и еще теплее, светлее стало у него на душе.

72

— Чем ты теперь думаешь заняться? — спросил он, глядя, как ловко ссучивал Антошка толстую леску для перемета.

Натягивая струны нитей из конского волоса, Антон с привычной ловкостью свивал их в одну, завязывал узлы лесы, приплетал поводки для крючков-кованцев и молчал, будто испытывал терпение Нестора. Все он умел, этот «цыганский князь — носом в грязь» (так дразнили его в детстве), но в главном не нашел себя в казачьей среде, потому и слыл в ней чужаком. А сейчас и Нестор почувствовал себя вроде недорослем, обеспокоенный мыслями о том, как жить дальше, чтобы не стыдно было перед женой и будущими детьми?

— Ты сам-то что надумал? — спросил наконец Антон, поплевав на смуглые пальцы, чтобы ловчее стянуть жесткий узел.

— Вот решаю… Буду говорить с отцом, чтобы выделиться.

— Своим хозяйством начнешь обрастать?

— Надо определяться в жизни. Службу казачью теперь побоку: Советы другие порядки установят.

— Пожалуй, — неопределенно пробормотал Антошка. — Ты вроде не очень ретив к ней, службе-то…

— Смотря какой! К военной я крепко готовился. Сам знаешь… А потом пошла заваруха: выступили всем войском против своих. Фрося — это одно, а другое — нельзя у себя в государстве уничтожать трудящийся народ.

— Дошло-таки до тебя! — обрадовался Антошка и сильно от избытка чувств ударил Нестора по плечу, но даже не пошатнул. — Здоров ты стал, покуда болел! — добродушно съязвил он.

— Я всегда здоров, но тревога одолевает, что дальше-то будет? Упразднят казачество или нет?

— Жалеешь?

— Конечно, жалко. Привыкли к этому званию: родились с ним. Но проливать кровь только ради звания я не согласен. Порядки домашние тоже в тягость стали. Отец и раньше был с характером, а теперь всё время кулаками стучит. Поэтому-то и хочу устроиться отдельно, пахать да косить не хуже кого другого сумею. Трудно будет нам с Фросей сначала вести свое хозяйство, но зато на воле. Пахарь да казак — других профессий у меня нет.