Собрание сочинений. Том 7

Далее, что касается современного военного искусства, то оно было полностью разработано Наполеоном. До наступления известных обстоятельств, о которых речь пойдет ниже, полководцам не остается ничего иного, как следовать примеру Наполеона в той мере, в какой это позволяют условия. Но современное военное искусство распространено по всему миру. В Пруссии его вдалбливают — по крайней мере, в той его части, которую можно вдолбить, — каждому младшему лейтенанту еще до сдачи им экзамена на портупей-юнкера. Что же касается австрийцев, то венгерская кампания дала им возможность распознать, а затем отстранить своих плохих, специфически австрийских генералов — всяких Виндишгрецов, Вельденов, Гёцов и других старых баб. Другое дело, — так как мы пишем уже не во время «Neue Rheinische Zeitung», то можем отказаться от всяких иллюзий, — обе кампании Радецкого в Италии; первую он провел великолепно, а вторую прямо-таки мастерски. Чьей помощью он при этом пользовался, не имеет значения; достаточно того, что у старика хватило bon sens {здравого смысла. Ред.} усвоить чужие гениальные идеи. Оборонительную позицию 1848 г. между четырьмя крепостями — Пескьерой, Мантуей, Леньяго и Вероной — с прекрасным прикрытием всех четырех сторон четырехугольника и оборону Радецким этой позиции среди восставшей страны вплоть до того момента, когда он получил помощь, следовало бы признать образцом военного искусства, если бы его задача не была очень облегчена отвратительным руководством со стороны итальянских генералов, их постоянными колебаниями, отсутствием среди них единства, интригами Карла-Альберта и поддержкой реакционных аристократов и попов внутри неприятельского лагеря. Не следует также забывать и того, что он находился в самой плодородной стране мира и поэтому был свободен от всяких забот о снабжении своей армии продовольствием.

Кампания 1849 г. является совершенно беспримерной для австрийцев. Пьемонтцы, вместо того чтобы концентрированными силами преградить дорогу на Турин у Новары и Мортары (линия в три мили длины), что было бы лучше всего, или наступать с этой линии двумя или тремя колоннами на Милан, заняли позицию от Сесто до Пиаченцы — линию в 20 миль длиной, следовательно, при 70000 бойцов, только по 3500 человек на немецкую милю, причем один фланг отстоял от другого на 3–4 добрых дневных перехода. Это было жалкое концентрическое наступление против Милана, причем повсюду их силы были недостаточны. Радецкий, видя, что итальянцы применяют старую австрийскую систему 1792 г., повел свои операции против них в точности так, как это сделал бы Наполеон. Пьемонтский фронт был разрезан на две части рекой По, что составляло грубейшую ошибку. Радецкий прорывает фронт у самого По, отрезает таким образом две южные дивизии от трех северных, вбивая между ними клин в 60000 человек; затем быстро бросает все свои силы на три северные дивизии (сосредоточившие едва 35000 человек), отбрасывает их в Альпы и отрезает друг от друга и от Турина оба корпуса пьемонтской армии. Этот маневр, который закончил кампанию в три дня и был почти буквально скопирован с маневра Наполеона в 1809 г. у Абенсберга и Экмюля^[314], — гениальнейшего из всех наполеоновских маневров, — во всяком случае доказывает, что австрийцы уже отнюдь не придерживаются своего старого обычая парадировать «медленным шагом вперед»^[315]. В этом маневре решающее значение имела как раз быстрота движения. Предательство аристократов и Раморино облегчило дело, особенно тем, что доставило точные сведения о расположении и планах итальянцев. Такое же значение имело гнусное поведение при Новаре Савойской бригады, которая не сражалась, а занималась грабежом. Но с военной точки зрения нелепое расположение пьемонтцев и маневр Радецкого сами по себе вполне достаточны, чтобы объяснить у спех. Оба эти факта должны были при любых обстоятельствах привести к этому результату.