В этом разговоре Пиччинино уступал внутренней потребности усложнить и затруднить дело ради своей выгоды и просто для своей забавы. Правда, лучшее средство поймать аббата Нинфо было зазвать его к себе на приманку распутства. Но можно было бы выбрать какую-нибудь другую девушку на месте простодушной Милы и, пользуясь некоторым сходством или одинаковым нарядом, передать ей роль женщины, которая показалась бы в саду. Аббат подчас бывал чрезвычайно недоверчив, потому что был страшным трусом. Однако, ослепленный глупым самомнением и подгоняемый грубой похотью, он мог попасть в западню. Поставить за дверью здорового молодца, применить силу — и он оказался бы в руках Пиччинино. В запасе у разбойника имелись и другие уловки, которыми он привык пользоваться и которые отлично помогли бы ему, ибо Нинфо со всеми своими интригами, любопытством, постоянным шпионством, нахальным лганьем и бесстыдным упорством в действиях был самым низким подлецом и притом самым ограниченным и тупым человеком на свете. Вообще злодеев слишком боятся, не зная, что большинство их — люди глупые. Аббат затратил бы вполовину меньше усилий и наделал бы вдвое больше зла, будь он немножко сообразительней и проницательней.
Мы видели, например, как часто он почти докапывался до истины. Он затевал тысячу переодеваний и изобретал тысячу образцовых козней, добиваясь узнать, что творится на вилле Пальмароза, и в конце концов уверился, что Микеле — любовник княжны. Он оказался за тысячу лье от догадки, что же на самом деле связывает их. Он мог легко использовать набожность доктора Рекуперати, которому при суровой честности не хватало предусмотрительности и глубоких познаний. И все же, задумав выкрасть у Рекуперати завещание, он откладывал дело со дня на день, никак не умея внушить доктору ни чуточки доверия. И так крепко держалась на его лице печать беспримесной и безграничной низости, что он и пяти минут не мог играть роль порядочного человека.
Его пороки не давали ему покоя — это он и сам заявлял, — когда бывал пьян. Развратный, жадный, он плохо владел собой, терял голову в минуты, когда ему более всего нужна была ясность мысли, и тогда не доводил до конца ни одной из своих интриг. Кардинал много лет пользовался им в качестве ничем не брезговавшего полицейского агента, но считал его только одним из средств последнего разбора. В дни, когда прелат еще отличался своим остроумием и цинизмом, он сам заклеймил Нинфо позорным прозвищем, надолго к нему приставшим и не заслуживающий перевода.
Поэтому ему никак не удавалось проникнуть в семейные тайны и в дела государственной важности, которым монсиньор Джеронимо посвятил всю свою жизнь. Презрение к аббату кардинал сохранил даже после того, как потерял память, и, почти впав в детстве, прелат нисколько не боялся Нинфо. И если кардинал находил силы говорить с аббатом, то неизменно употреблял позорную кличку, которой когда-то наградил его.
Другим доказательством недомыслия аббата была питаемая им уверенность, будто он может соблазнить любую женщину, какую пожелает.
— Немножко золота и побольше вранья, — говаривал он, — с добавкой угроз, обещаний и любезностей помогут добиться и самой гордой и самой скромной.
Поэтому он льстил себя надеждой получить часть состояния Агаты, если по его приказу похитят того, кого он считал ее любовником. Из тщеславия или в минуту обманутой похоти он был только способен подставить Микеле под дуло карабина какого-нибудь бандита и закричать «пали!», но не решился бы сам убить его, как не осмелился бы покуситься на Милу, схватись она за ножницы в порядке защиты.
Но как ни был гнусен этот человек, у него была власть совершать зло. Она не была ему присуща, ею наделяла его злоба других людей. Неаполитанская полиция оказывала ему свою низкую и отвратительную помощь, когда он обращался за ней. Многих невинных он подверг изгнанию и разорению, многие его жертвы томились в тюремных камерах, и он мог легко захватить Микеле, не обращаясь к помощи горных разбойников.
Но аббат желал сохранить возможность выдать Микеле за солидный выкуп и поэтому хотел сговориться с отъявленными бандитами, которым не было смысла предавать его. Вся его роль здесь свелась бы к тому, чтобы найти bravi[58]
и сказать им: «Я раскрыл одну любовную интрижку, которая может принести кучу денег. Устройте дельце, а барыш поделим пополам».