Собрание сочинений. Том II

Кажется, ни одного из французских писателей так не задело большевизанство Андре Жида, как оно уязвило Мориака. Он не может примириться с тем, что Жид изменил прежнему принципу «внутреннего развития» и соблазнился «материалистическим прогрессом». Он указывает и на причину перемены: Андре Жид надеется в новом обществе найти ту свободную мораль, ту ненужность раскаяния, которой «старому миру» не привить, и не замечает, какие железные законы беспощадно сковали это новое общество.

Бесконечная серия

Речь идет о серии романов Жюля Ромэна, выходящей под заглавием «Люди доброй воли» («Les hommes de bonne volonte»). В своем напыщенно-наивном предисловии автор предупреждает, что вынужден пока скрыть количество томов им задуманной эпопеи, так как боится читательского испуга. Он однако заранее уверен в неотрывном внимании читателя, в силе воздействия новых своих методов. Он пространно объясняет эти новые методы, их отличие от системы его предшественников – Бальзака, Золя, Марселя Пруста. Но сами объяснения настолько неопределенны, что уловить и передать их нельзя. Тут и широкое, искусственное понятие «унанимизма», и желание следовать кинематографическим приемам и множество других, столь же туманных указаний.

За короткое время вышло шесть книг – это, по-видимому, лишь самое начало. В первой из них, «6 октября», описано именно 6 октября 1908 года – Париж, улицы и домашняя обстановка бесчисленных героев Жюля Ромэна. Действительно, как в иных модных фильмах, нас заставляют смотреть сменяющие друг друга отрывки картин, казалось бы, не связанных между собой. В дальнейшем «метод перебрасывания» сохраняется, но дана возможность ненадолго сосредоточиться и на одном. Это утомительно, и нам представляется неоправданным; персонажи путаются, настроение не создается. Описательная сторона заполняет десятки страниц подряд и раздражает своей бесцельной добросовестностью. У читателя ощущение ненужно-сложного лабиринта, где нет выхода и легко затеряться и куда просто не хочется вступать.

Пересказать происходящее невозможно. У автора, очевидно, стремление охватить парижскую жизнь за последние четверть века, всю целиком, от ее верхов до низов. Он с одинаковым апломбом рассказывает о политических деятелях, о биржевых спекулянтах, о рабочих, о скромных буржуа. Огромность охвата идет в ущерб его глубине. В потоке случайных, мгновенно забываемых мелочей изредка мелькают забавные мысли и наблюдения. Их едва ли хватило бы на занимательную повесть. Многотомного романа они никак не подпирают.

Мориак, в своей статье, озаглавленной «roman-fleuve», не возражает против этого рода произведений, хотя и считает его не свойственным латинскому духу, зато он обрушивается на «roman-expres-long», роман, нарочито растянутый. Правда, он старается не обидеть Жюля Ромэна, но невольно подозреваешь, что упрек обращен именно к нему, и, пожалуй, трудно с Мориаком не согласиться.

Роман в миниатюре

Читая книгу Маргерит Юрсенар «Ее denier du reve», не удивляешься ее успеху у французских критиков. В ней поэтическая острота сливается с жизненной подлинностью, и как-то убедительна итальянская обстановка, хотя и передана французской писательницей. Старый вопрос о возможности постигнуть чужие нравы, людей и настроения, здесь, кажется, благоприятно разрешен.

Но во всем, и в композиции, и в соотношениях героев, есть какая-то словно умышленная укороченность. Даже метафоры и сравнения, нередко изобразительные, вдруг обрываются и не доводятся до конца.

Каждой детали, каждой мысли, развитию характеров уделено так обидно мало места, что роман получается «миниатюрный» – другого слова не подберу. Дело даже вовсе не в размере, вероятно, «Адольф»

Бенжамена Констана не длиннее. Но главные герои и несколько эпизодических фигур, введенных автором в эту удивительную книгу, размещены в ней с какой-то спокойной неторопливостью. Читателю «удобно», у него достаточно времени с ними сблизиться. Медленно нарастающая трагичность атмосферы постепенно доходит до своего законного завершения и полностью овладевает читателем.

Трагичность «романа» Маргерит Юрсенар тоже неподдельная, как и всё здесь, пожалуй, неподдельно, но вот неровное, чересчур «короткое дыхание» мешает глубине и неотразимости воздействия. Между тем развязка предельно заострена. Ряд хаотических лиц и быстро мелькающих сцен последовательно концентрируется вокруг одной героини, и она, никем не поддержанная, всеми осмеянная, решается на политическое убийство, сознавая свое одиночество и нелепую безнадежность такого поступка. Покушение не удается, Марчелла Сарте платится жизнью. Как ни странно, правдоподобие достигается, но впечатление слишком скоро рассеивается.

Героическое сопротивление