Лодку подняли на корабль и убрали на шлюпбалки. «Тамолипас» развернул паруса. Потянул береговой ветер, все паруса надулись; подзорная труба Клюбена все еще была наведена на силуэт корабля, постепенно терявший четкость очертаний, и через полчаса «Тамолипас» превратился в маленький черный завиток на горизонте, тающий в бледном вечернем небе.
IX. Полезные сведения для тех, кто ждет или боится писем из-за моря
В тот вечер сьер Кяюбен вернулся поздно.
Одной из причин его позднего возвращения была прогулка до порта Динан, богатого питейными заведениями. В каком-то кабачке, где его никто не знал, он купил бутылку спиртного и сунул ее в широченный карман куртки, словно хотел спрятать; затем Клюбен отправился на пароход, чтобы убедиться, все ли в порядке, ибо Дюранда должна была утром отчалить.
Когда сьер Клюбен вошел в "Гостиницу Жана", в нижней зале еще сидел старый капитан дальнего плавания Жертре-Габуро, потягивая пиво и покуривая трубку.
Жертре-Габуро приветствовал сьера Клюбена между затяжкой табака и глотком пива.
- Здорово, капитан Клюбен.
- Добрый вечер, капитан Жертре.
- Вот и «Тамолипас» бтчалил.
- Да? А я и не заметил.
Капитан Жертре-Габуро сплюнул и продолжал:
- Убрался Зуэла. - Когда же?
- Нынче вечером.
- Куда он держит путь?
- К черту на рога.
- Не сомневаюсь, но куда именно?
- В Арекипу.
- А я ничего и не слыхал, - сказал Клюбен и добавил: - Пора на боковую.
Он зажег свечу, пошел было к двери, но вернулся.
- Случалось вам бывать в Арекипе, капитан Жертре?
- Случалось. Немало лет тому назад.
- В какие порты заходили по пути?
- Во все понемножку, ненадолго. Но «Тамолипас» заходить не будет.
Капитан Жертре-Габуро вытряхнул пепел из трубки на тарелку и продолжал:
- Слыхали о люгере "Троянский конь" и красивой трехмачтовой шхуне «Трантмузен», что ушли в Кардиф? Я был против того, чтобы они выходили в непогоду. В хорошем же виде они вернулись. Люгер, нагруженный терпентином, дал течь, пришлось взяться за насосы, а с водой заодно выкачали весь груз. Особенно пострадала надводная часть шхуны; княвдегед, гальюн, фока-галсбоканец, шток якоря левого борта - все было разбито. Утлегарь начисто срезан у самого эзельтофта.
Ватерштаги и ватербакштаги - поминай как звали. Фок-мачта хоть и получила здоровый толчок, однако ж легко отделалась.
Все железные части бушприта сорваны, но, неслыханное дело, сам он только помят, хотя совершенно ободран. В обшивке левого борта дыра в добрых три квадратных фута. Вот что значит не слушаться людей!
Клюбен поставил свечу на стол и, перекалывая булавки, воткнутые в отворот куртки, проговорил:
- Вы, кажется, сказали, капитан Жертре, что «Тамолипас» никуда заходить не будет?
- Да. Он идет прямо в Чили.
- Стало быть, он не даст о себе знать с дороги? - Позвольте, капитан Клюбен. Во-первых, он может передавать письма всем встречным судам, идущим в Европу.
- Правильно.
- Во-вторых, в его распоряжении морской почтовый ящик.
- А что вы называете морским почтовым ящиком?
- Разве вы не знаете, капитан Клюбен?
- Нет.
- В Магеллановом проливе.
- Ну?
- Сплошной снег, бури без передышки, препротивные ветры, море - хуже некуда.
- И что же?
- Вы, скажем, обогнули мыс Монмут.
- Так. Дальше!
- Дальше, вы обогнули мыс Валентен.
- Ну, дальше!
- Дальше обогнули мыс Изидор.
- А потом?
- Потом мыс Анны.
- Так. Но что же вы называете морским почтовым ящиком?
- А вот мы до него и добрались. Горы справа, горы слева.
Всюду пингвины, буревестники. Место страшное. Клянусь сотней тысяч угодников и тысячей обезьян в придачу, там ад кромешный. А грохот какой! Шквал на шквале! Вот где зорко следи за вин-транцем. Вот где вовремя убавляй паруса! Там-то и заменяй грот кливером, а кливер - штормовым кливером. Ветер налетает без устали. По четыре, по пять, а то и по семь дней лежишь в дрейфе. Частенько от новехоньких парусов остаются одни клочья. Тут попляшешь! Такие штормы, что трехмачтовые корабли скачут по волнам, как блохи. Я своими глазами видел, как с английского брига «Трюблю» унесло ко всем чертям юнгу, работавшего на утлегаре, да и сам утлегарь в придачу. Взлетели на воздух, как бабочки, вот что! Я видел, как на красавице шхуне «Возвращение» сорвало боцмана с форсалинга и убило наповал. У меня на корабле сломало планширь и разбило вдребезги ватервейс. Если и вырвешься оттуда, парусов как не бывало. Пятидесятипушечный фрегат пропускает воду, точно корзина. А уж берег и вовсе проклятущий. Хуже не найти. Все скалы изрезаны, словно из озорства. Так вот, подходишь к Голодному порту и тут из огня попадаешь в полымя. Страшнее волн в жизни не видел. Ад кромешный. И вдруг замечаешь два слова, выведенные красной краской: "Почтовая контора".
- Что вы этим хотите сказать, капитан Жертре?