Собрание сочинений в 10 томах. Том 4

— Может быть, может быть, — уклончиво отвечал Мартин, — на свете случается так много вещей, что всего и не запомнишь. Мне хочется спать.

— Мартин, — сказал Фой, садясь на стул и снимая колет, — что ты делал, прежде чем записался в святые? Ты мне никогда не рассказывал всей своей истории. Ну расскажи, я не перескажу Адриану.

— Нечего и рассказывать…

— Ну, говори скорей.

— Если вам интересно знать, я сын крестьянина из Фрисландии.

— И англичанки из Ярмута, это я знаю.

— Да, — повторил Мартин, — англичанки из Ярмута. И мать моя была очень сильная женщина: она могла одна поднимать телегу, когда отец смазывал колеса. Это случалось иногда, большей же частью отец поддерживал телегу, пока она мазала колеса. Люди сходились смотреть на нее, когда она проделывала такую штуку. Когда я подрос, я поднимал телегу, а они оба мазали колеса. В конце концов они умерли от чумы, упокой, Господи, их души! Я получил ферму в наследство.

— Ну… и? — спросил Фой, пристально смотря на него.

— Ну, и поддался дурной привычке, — неохотно докончил Мартин.

— Стал пить? — допрашивал безжалостный Фой.

Мартин вздохнул и опустил свою большую голову. Совесть у него была чувствительная.

— Вот ты и начал выступать борцом, — продолжал его мучитель, — ты не можешь отречься от этого: взгляни на свой нос.

— Да, я был борцом. Господь еще не коснулся моего сердца в то время. И правду сказать, ничего в этом не было дурного, — добавил он. — Никто не побеждал меня, только один раз, когда я был выпивши, меня побил один брюсселец. Он переломил мне переносицу. Когда же я перестал пить… — он запнулся.

— Ты убил испанца-борца здесь, в Лейдене, — докончил Фой.

— Да, — согласился Мартин, — я убил его, это верно, но ведь славная была борьба, и он сам виноват. Этот испанец был молодец, да, видно, уж суждено мне было покончить с ним. Я думаю, мне его смерть зачтется на небе.

— Расскажи-ка мне подробнее про это: я в то время был в Гааге и хорошенько не помню всего. Я, конечно, не сочувствую таким вещам, — шутник сложил руки и принял набожный вид, — но раз все это кончено, можно послушать рассказ о борьбе. Ведь ты не станешь хуже от того, что расскажешь.

Вдруг беспамятный Мартин обнаружил необыкновенную памятливость и в мельчайших подробностях рассказал об этой достопамятной борьбе.

— И вот, после того как он дал мне пинка в живот, — закончил он, — чего, как вы знаете, не имел права делать, я вышел из себя и изо всей силы набросился на него. Левой рукой ударив что есть мочи по его правой, которой он защищался…

— И что же потом? — спросил Фой, начиная возбуждаться, так как Мартин рассказывал действительно хорошо.

— Голова его ушла в плечи, и когда его подняли, оказалось, что у него сломана шея. Мне было жаль его, но помочь ему я не мог, видит Бог, не мог. Зачем он назвал меня «поганым фризским быком» и ударил в живот?

— Конечно, это он сделал напрасно. Но ведь тебя арестовали, Мартин?

— Да, во второй раз приговорили к смерти за убийство. Видите ли, опять всплыло это фрисландское дело, и здешние власти держали пари за испанца. Тут спас меня ваш отец. Он в этот год был бургомистром и выкупил меня, заплатив знатные деньги. Теперь вы знаете, почему старый Мартин будет служить ему, пока есть хоть капля крови в его жилах. А теперь, менеер Фой, я пойду спать, и дай мне Бог не видеть во сне этих собак-испанцев.

— Не бойся, — сказал Фой, уходя, — «отпускаю их» тебе. Господь через твою силу поразил тех, кто не постыдился оскорбить и ограбить молодую вдову, убив ее мужа. Можешь быть спокоен, ты сделал доброе дело. Я боюсь только одного: как бы нас не выследили. Впрочем, улица, кажется, была совершенно пуста.

— Совсем пуста, — с кивком подтвердил Мартин, — никто не видал меня, кроме солдат и фроу Янсен. Они не могут сказать — и она не скажет. Спокойной ночи, менеер!

X. Адриан отправляется на соколиную охоту

В доме на одной из боковых улиц Лейдена, неподалеку от тюрьмы, на другой день после сожжения Янсена и еще одного мученика, сидели за завтраком мужчина и женщина. Мы уже встречались с ними: то были не кто иные, как досточтимая Черная Мег и ее сожитель, прозванный Мясником. Время пощадило их физические силы, однако не способствовало украшению их наружности.

Черная Мег осталась почти такой, какой была, только волосы поседели и черты лица, будто обтянутого желтым пергаментом, еще больше обострились, между тем как глаза продолжали гореть прежним огнем. Мужчина, Гаг Симон, по прозвищу Мясник, от природы негодяй, а по профессии шпион и вор, — порождение века насилия и жестокости, — своей фигурой и лицом вполне оправдывал данное прозвище.

Толстое расплывшееся лицо с маленькими свиными глазками обрамляли редкие песочного цвета бакенбарды, поднимавшиеся от шеи до висков, где они исчезали, оставляя голову совершенно лысой.

Фигура была тяжелая, пузатая, на кривых, но крепких ногах.