Эльза редко думала об Адриане, а если и вспоминала, то только с антипатией, зато Адриан думал о молодой девушке очень часто. Ее красота и обаяние подействовали на него, и скоро он был действительно влюблен. А то обстоятельство, что Адриан считал Эльзу самой богатой наследницей во всех Нидерландах, уж никак не могло охладить его пыл. Что могло быть для него более подходящим в его положении, чем женитьба на такой красивой и богатой девушке?
Таким образом, Адриан решил про себя, что он женится на Эльзе. Как всякий тщеславный человек, он не допускал мысли, чтобы она была против. Единственным, что несколько смущало его, был вопрос о том, как получить все ее состояние. Фой и Мартин закопали его где-то на острове в Харлемском озере, но продолжали утверждать (в этом он убедился после многократных расспросов), что план места, где зарыто сокровище, взлетел на воздух вместе с «Ласточкой». Адриан ни на минуту не верил в этот рассказ. Он был убежден, что от него скрывают истину, и, как лицо заинтересованное, был глубоко обижен скрытностью брата. Пока же пришлось покориться, но он решил высказать все, как только станет женихом Эльзы. Теперь надо было найти случай объясниться с ней, после чего он предполагал приняться за Фоя и Мартина.
Эльза обычно выходила под вечер на прогулку. Фой в это время также уходил из литейной и сопровождал ее, а Мартин, на всякий случай, шел позади. Скоро эти прогулки стали наслаждением для обоих. Эльза была довольна, что может вырваться из душной комнаты на свежий вечерний воздух, а еще больше радовалась смене напыщенной, натянутой нежности и преувеличенных комплиментов Адриана на веселые, прямолинейные разговоры Фоя.
Фою двоюродная сестра нравилась не меньше, чем его сводному брату, но его обращение с ней было совершенно иным. Он никогда не говорил любезностей, никогда не смотрел ей в глаза, вздыхая, разве только при случае иногда несколько сильнее пожимал ее руку. Он держал себя с Эльзой как друг и близкий родственник, и предмет их разговора составляло чаще всего обсуждение возможности для ее отца избежать грозившей ему опасности и вообще всего, что касалось его.
Наконец Адриану было позволено выйти из комнаты, и случайно на долю Эльзы выпало помочь ему совершить его первое путешествие вниз. В голландских домах того времени и в том сословии, к которому принадлежала семья ван Гоорль, все женщины без различия своего положения должны были принимать участие в домашних работах. Обязанностью Эльзы было ухаживать за Адрианом, который при малейшем намеке на замену ее кем-нибудь другим волновался до такой степени, что Лизбета, помня приказания доктора, не решалась противоречить ему.
Эльза же с немалым удовольствием ждала освобождения, так как напыщенность и влюбленные вздохи молодого человека становились ей невтерпеж. Адриан же притворялся больным, чтобы пролежать в постели лишнюю неделю и постоянно находиться в обществе Эльзы. Но час настал, и Адриан думал, что пришла пора приподнять завесу, скрывавшую его чувства, и дать Эльзе заглянуть в его душу. Он приготовился к этому событию. Скука пребывания в заключении ему значительно помогла в составлении трогательной и искусной речи, в которой он, благородный кавалер, намеревался принести к ногам простой, но богатой и привлекательной девушки свою драгоценную персону и свое состояние.
Однако, когда настала решительная минута и Эльза подала Адриану руку, чтобы вывести его из комнаты, вдруг все красиво составленные фразы исчезли, и колени стали у него подгибаться от слабости, на этот раз не вымышленной. Эльза вовсе не выглядела девушкой, которой молодой человек готов сделать предложение. Она была слишком холодна и серьезна, не догадывалась о чем-либо необычайном, ожидавшем ее. Адриан чувствовал себя растерянным, однако решиться было необходимо.
Сделав отчаянное усилие, Адриан овладел собой и начал с одной из своих фраз, не самой удачной, но первой, пришедшей ему на память.
— Мои опустившиеся крылья готовы подняться на просторе, — начал он, — но хотя мое сердце рвется, как сердце дикого сокола, я должен сказать вам, прелестная Эльза, что в той золоченой клетке, — он указал на постель, — я…
— Боже мой! Хеер Адриан, — прервала его встревоженная Эльза, — что с вами? У вас голова закружилась?
— Она не понимает. Бедная девочка, где ей понять? — проговорил он вполголоса, в сторону, как на сцене, а затем продолжал вслух: — Да, моя дорогая, обожаемая, у меня закружилась голова, закружилась голова от благодарности этим прелестным ручкам, от восхищения этими чудными глазами…
Тут Эльза, не в силах дольше сдерживаться, разразилась веселым смехом, но видя, что лицо ее поклонника становится снова таким, каким оно было в столовой, когда у него лопнул сосуд, пересилила себя и сказала:
— О, хеер Адриан, не тратьте всю эту поэзию на меня: я слишком глупа, чтобы оценить ее.
— Поэзию! — воскликнул он. — Я не стихи читаю вам.
— Что же это такое? — спросила она, но в следующую же минуту готова была откусить себе язык.