— Mon dieu,— бормотал он.— Простите. Я есть весьма плёхой межпланетникь. Я есть только всего радиооптикь.Это было очень трудно — идти самим и тащить Моллара, но они все–таки добрались до его каюты и уложили радиооптика в амортизатор. Он лежал в длинном, не по росту, ящике, маленький, жалкий, задыхающийся, с посиневшим лицом.
— Сейчас вам станет хорошо, Шарль,— сказал Дауге.
Юрковский молча кивнул и сейчас же сморщился от боли в позвоночнике.
— П–полежите, отдо–охните,— сказал он.
— Хорошё–о,— сказал Моллар.— Спасибо, товарищи. Дауге задвинул крышку и постучал. Моллар постучал в ответ.
— Ну, хорошо,— сказал Дауге.— Теперь бы нам костюмы для перегрузок…
Юрковский пошел к выходу. На корабле было только три костюма для перегрузок — костюмы экипажа. Пассажирам при перегрузках полагалось лежать в амортизаторах.
Они обошли все каюты и собрали все одеяла и подушки. В обсерваторном отсеке они долго устраивались у перископов, обкладывали себя мягким со всех сторон, а потом легли и некоторое время молчали, отдыхая. Дышать было трудно. Казалось, на грудь давит многопудовая гиря.
— П–помню, на курсах нам давали с–сильные перегрузки,— сказал Юрковский.— П–пришлось сбрасывать в–вес.
— Да,— сказал Дауге.— Я совсем забыл. Что это за чепуха про мидии со специями?
— В–вкусная вещь, правда? — сказал Юрковский.— Наш штурман в–вез тайком от к–капитана н–несколько банок, и они взорвались у него в ч–чемодане.
— Ну? — сказал Дауге.— Опять? Ну и лакомка! Ну и контрабандист! Его счастье, что Быкову сейчас не до этого.
— Б–быков, наверное, еще н–не знает,— сказал Юрковский.
«И никогда не узнает»,— подумал он. Они помолчали, потом Дауге взял дневники наблюдений и стал их просматривать. Они немного посчитали, потом поспорили относительно метеоритной атаки. Дауге сказал, что это был случайный рой. Юрковский объявил, что это кольцо.
— Кольцо у Юпитера? — презрительно сказал Дауге.
— Да,— сказал Юрковский.— Я давно это подозревал. И теперь вот убедился.
— Нет, — сказал Дауге.— Все–таки это не кольцо. Это полукольцо.
— Ну, пусть полукольцо,— согласился Юрковский.
— Кангрен большой молодец,— сказал Дауге.— Его расчеты просто замечательно точны.
— Не совсем,— сказал Юрковский.
— Это почему же? — осведомился Дауге.
— Потому что температура растет заметно медленнее,— объяснил Юрковский.
— Это внутреннее свечение неклассического типа,— возразил Дауге.
— Да, неклассического,— сказал Юрковский.
— Кангрен не мог этого учесть,— сказал Дауге.
— Надо было учесть,— сказал Юрковский.— Об этом уже сто лет спорят, надо было учесть.
— Просто тебе стыдно,— сказал Дауге.— Ты так бранился с Кангреном в Дублине, и теперь тебе стыдно.
— Балда ты,— сказал Юрковский.— Я учитывал неклассические эффекты.
— Знаю,— сказал Дауге.
— А если знаешь,— сказал Юрковский,— то не болтай глупостей.
— Не ори на меня,— сказал Дауге.— Это не глупости. Неклассические эффекты ты учел, а цена этому сам видишь какая.
— Это тебе такая цена,— рассердился Юрковский.— До сих пор не читал моей последней статьи.
— Ладно,— сказал Дауге,— не сердись. У меня спина затекла.
— У меня тоже,— сказал Юрковский. Он перевернулся на живот и встал на четвереньки. Это было нелегко. Он дотянулся до перископа и заглянул.— П–посмотри–ка,— сказал он.
Они стали смотреть в перископы. «Тахмасиб» плавал в пустоте, заполненной розовым светом. Не видно было ни одного предмета, никакого движения, на котором мог бы задержаться взгляд. Только ровный розовый свет. Казалось, что смотришь в упор на фосфоресцирующий экран. После долгого молчания Юрковский сказал:
— Скучно.
Он поправил подушки и снова лег на спину.
— Этого еще никто не видел,— сказал Дауге.— Это свечение металлического водорода.
— Т–таким н–наблюдениям,— сказал Юрковский,— грош цена. Может, пристроим к п–перископу с–спектрограф?
— Глупости,— сказал Дауге, еле шевеля губами. Он сполз на подушки и тоже лег на спину.— Жалко,— сказал он.— Ведь этого еще никто никогда не видел.
— Д–до чего м–мерзко ничего не делать,— сказал Юрковский с тоской.
Дауге вдруг приподнялся на локте и нагнул голову, прислушиваясь.
— Что ты? — спросил Юрковский.
— Тише,— сказал Дауге.— Послушай.
Юрковский прислушался. Низкий, едва слышный гул доносился откуда–то, волнообразно нарастая и снова затихая, словно гудение гигантского шмеля. Гул перешел в жужжание, стал выше и смолк.
— Что это? — спросил Дауге.
— Не знаю,— отозвался Юрковский вполголоса. Он сел.— Может быть, это двигатель?
— Нет, это оттуда.— Дауге махнул рукой в сторону перископов.— Ну–ка…— Он опять прислушался, и снова послышалось нарастающее гудение.
— Надо поглядеть,— сказал Дауге.
Гигантский шмель смолк, но через секунду загудел снова. Дауге поднялся на колени и уткнулся лицом в нарамник перископа.
— Смотри! — закричал он. Юрковский тоже подполз к перископу.
— Смотри, как здорово! — крикнул Дауге.