Собрание сочинений: В 11 т. Т. 2: 1960-1962 гг.

Как ты помнишь, «В» было передано в Главатом по требованию Главлита в середине марта. В середине апреля, после троекратного напоминания о том, что книгу нельзя задерживать так долго, что стоит производство и т.д., а также о том, что от них требуется всего–навсего сообщить, содержатся ли в книге закрытые сведения по атомной энергетике, в Детгиз пришла официальная бумага за подписью Кондорицкого: «Закрытых сведений в книге не содержится, но книгу печатать нельзя, потому что она написана на низком уровне». Уповая на благоразумие Главлитовских работников, мы переслали бумагу к ним. Действительно, через день Калинина сообщила, что книгу она несмотря ни на что подписала, но чтобы отдать ее нам, она должна знать, что думает по поводу этой резолюции Детгизовское начальство. И вот тут–то и началось. Пискунов сказал: «Очень сожалею, но из–за одной книжки я ссориться с государственным учреждением не буду». Компанией вместо того, чтобы позвонить Калининой и сказать, что плевал он на мнение Главатомщиков, стал звонить к Кондорицкому, чтобы выяснить, что тот имел в виду под словами «написано на низком уровне». Но тут оказалось, что сам Кондорицкий книгу не читал, а читал ее Калинин, а Калинин уехал в отпуск и вернется к середине июня. Так тянулось две недели. Беркова неутомимо сидела на Компанийце и заставила его говорить с Кондорицким серьезно. В конце концов Кон–дорицкий не выдержал и сознался, что развернутое заключение на книгу, написанное Калининым, имеется, но дать он нам его не может, потому что оно секретное. «Хорошо, - сказал Компаниец, - я пришлю к вам своего сотрудника Беркову, пусть она посмотрит на это заключение». Кондорицкому ничего не оставалось, кроме как согласиться. И вот Беркова отправилась в Главатом. Кондорицкий ее, конечно, не принял, а выслал ей второго своего референта, Ильина. Тот, рассыпаясь в извинениях, сказал, что заключение показать ей не может, оно–де не для посторонних глаз, но что он его помнит и может сообщить основные положения. Дальше произошел следующий разговор (имей в виду, что тут нет ни слова преувеличения):

Беркова: Итак, что имеется в виду, когда вы утверждаете, что книга на низком уровне?

Ильин: Книга очень сложна.

Б. - В чем же? Она содержит закрытые сведения?

И. - Нет, что вы…

Б. - В ней есть утверждения, противоречащие нашим взглядам на науку и технику?

И. - Нет, об этом в заключении не сказано.

Б. - Так при чем же здесь низкий уровень?

И. - Имеется в виду низкий литературный уровень.

Б. - Об этом судить не Главатому, но что же, все–таки, имеется в виду?

И. - В книге употребляется много сложных научно– технических терминов, которые непонятны рядовому читателю.

Б. - Например?

И. - Ну… всякие. Вот например есть термин, который, может, и употребляется среди узких специалистов, ко массам он непонятен.

Б. - Какой именно?

И. - Сейчас вспомню. А… Абра… Ага, вот. Абракадабра. (Помнишь, Боб? «Это не сигналы, это абракадабра»)

Б.(сдерживаясь) - Это не научный термин. А еще?

И. - Еще например есть термин… Ки… Кибер.

Б. - Вы слыхали про такую науку - кибернетику?

И. - Слыхал.

Б, - Вот это слово от этой науки.

И. - Вот я и говорю - не всем будет понятно.

Б. - И все остальные ваши замечания в таком вот духе?

И. - Да.

Беркова вернулась в Детгиз, доложила Компанийцу, тот сейчас же позвонил в Главлит, и через час мы с Берковой пошли в Главлит и забрали «В». Сразу же отдали в производство. Вот и все.

Вот и все, что я хотел тебе сообщить. Здорово, правда? Почти три месяца нервотрепки, остановка производства, убыток в несколько тысяч…» Это было наше первое серьезное столкновение с машиной цензуры, причем, заметьте, не с Главлитом даже, а лишь с дочерним его филиалом. Мы тогда с огромным облегчением перевели дух, но мы и представления еще не имели, каково это бывает НА САМОМ ДЕЛЕ.

Вообще надо признать, что «Возвращение» совсем немного пострадало от идеологической правки и - только на редакционно–издательском уровне. Высшие инстанции, слава богу, не вмешивались. Во–первых, не та была фигура АБС, чтобы ими интересовались идеологические вожди, во–вторых, к фантастике относились в те времена вполне пренебрежительно, да и сами времена, повторяю, были чертовски либеральные.

Однако парочку–другую «лакейских» абзацев мне–таки пришлось из повести выбросить, готовя ее к настоящему изданию. И первой же жертвой чистки стала многометровая статуя Ленина, установленная над Свердловском XXII века по настоятельной просьбе высшего редакционного начальства - таким образом начальство хотело установить преемственность между сегодняшним и завтрашним днем. Мы, помнится, покривились, но вставку сделали. Кривились мы не потому, что имели что–нибудь против вождя мировой революции, наоборот, мы были о нем самого высокого мнения. Но от всех этих статуй, лозунгов и развевающихся знамен несло таким идеологическим подхалимажем, что естественное наше чувство литературного вкуса было покороблено и оскорблено.