Собрание сочинений: В 11 т. Т. 2: 1960-1962 гг.

— Ничего особенного,- сказал Горбовский.- Наши боты не годятся для высадки.

— Почему?

— Не знаю. Фотонные корабли не годятся для высадки. Все время нарушается настройка магнитных ловушек в реакторе.

— Атмосферные магнитные поля,- сказал атмосферный физик Васэда и потер руки, шурша ладонями.

— Может быть,- сказал Горбовский.

— Что же,- неторопливо сказал Бадер.- Я вам дам импульсную ракету. Или ионолет.

— Дайте, Август,- сказал Горбовский.- Дайте, пожалуйста, нам ионолет или импульсную ракету. И дайте мне поесть кто–нибудь.

— Господи,- сказал Валькенштейн.- Да я уже и не помню, когда в последний раз водил импульсную ракету.

— Ничего,- сказал Горбовский.- Вспомнишь. Послушайте…- ласково сказал он.- Дадут мне сегодня покушать?

— Сейчас,- сказал Валькенштейн.

Он извинился перед Сидоровым, снял со стола журналы и накрыл стол хлорвиниловой скатертью. Затем он поставил на стол хлеб, масло, молоко и гречневую кашу.

- Стол накрыт, Леонид Андреевич,- сказал он.

Горбовский нехотя поднялся с дивана.

- Всегда надо подниматься, когда надо что–нибудь делать,- сказал он.

Он сел за стол, взял обеими руками чашку с молоком и выпил ее залпом. Затем он обеими руками придвинул к себе тарелку с кашей и взял вилку. Только когда он взял вилку, стало понятно, почему он брал чашку и тарелку обеими руками. У него тряслись руки. У него так сильно тряслись руки, что он два раза промахнулся, стараясь поддеть на кончик ножа кусок масла. Бадер, вытянув шею, глядел на руки Горбовского.

— Я постараюсь дать вам самую лучшую импульсную ракету, Леонид,- сказал он слабым голосом.- Наиболее лучшую.

— Дайте, Август,- сказал Горбовский.- Самую лучшую. А кто этот молодой человек?

— Это Сидоров,- объяснил Валькенштейн.- Он хотел говорить с вами.

Сидоров встал опять. Горбовский благожелательно поглядел на него снизу вверх и сказал:

— Садитесь, пожалуйста.

— О,- сказал Бадер.- Я совершенно забыл. Простите меня. Леонид, товарищи, позвольте представить вам…

— Я Сидоров,- сказал Сидоров, неловко усмехаясь, потому что все глядели на него.- Михаил Альбертович. Биолог.

— Уэлкам, Михаил Альбертович,- сказал волосатый Диксон.

— Ладно,- сказал Горбовский.- Сейчас я поем, Михаил Альбертович, и мы пойдем в мою каюту. Там есть диван. Здесь тоже есть диван…- он понизил голос до конфиденциального шепота,- но на нем расселся Бадер, а он Директор.

— Не вздумайте взять его,- сказал Валькенштейн по–японски.- Мне он не нравится…

— Почему? - спросил Горбовский.

Горбовский возлежал на диване, Валькенштейн и Сидоров сидели у стола. На столе валялись блестящие мотки лент видеофонографа.

- Я вам не советую,- сказал Валькенштейн.

Горбовский закинул руки за голову.

- Родных у меня нет,- сказал Сидоров. (Горбовский поглядел на него сочувственно.) - Плакать по мне некому.

- Почему - плакать? - спросил Горбовский.

Сидоров нахмурился.

- Я хочу сказать, что знаю, на что иду. Мне необходима информация. На Земле меня ждут. Я сижу здесь над Владиславой уже год. Год потратил почти зря…

- Да, это обидно,- сказал Горбовский.

Сидоров сцепил пальцы.

— Очень обидно, Леонид Андреевич. Я думал, на Владиславу высадятся скоро. Я вовсе не лезу в первооткрыватели. Мне просто нужна информация, понимаете?

— Понимаю,- сказал Горбовский.- Еще бы. Вы ведь, кажется, биолог…

— Да. Кроме того, я проходил курсы пилотов–космогаторов и получил диплом с отличием. Вы у меня экзамены принимали, Леонид Андреевич. Ну, вы меня, конечно, не помните. В конце концов, я прежде всего биолог, и я больше не хочу ждать. Меня обещал взять с собой Квиппа. Но он попытался два раза высадиться и отказался. Потом прилетел Стринг. Вот это был настоящий смельчак. Но он тоже не взял меня с собой. Не успел. Он пошел на посадку со второй попытки и не вернулся.

— Вот чудак,- сказал Горбовский, глядя в потолок.- На такой планете надо делать по крайней мере десять попыток. Как, вы говорите, его фамилия? Стринг?

— Стринг,- ответил Сидоров.

— Чудак,- сказал Горбовский.- Неумный чудак.

Валькенштеин поглядел на лицо Сидорова и проворчал:

— Ну так и есть. Это же герой.

— Говори по–русски,- строго сказал Горбовскии.

— А зачем? Он же знает японский. Сидоров покраснел.

— Да,- сказал он.- Знаю. Только я не герой. Стринг - вот это герой. А я биолог, и мне нужна информация.

— Сколько информации вы получили от Стринга? - спросил Валькенштеин.

— От Стринга? Нисколько,- сказал Сидоров.- Ведь он погиб.

— Так почему же вы им так восхищаетесь?

Сидоров пожал плечами. Он не понимал этих странных людей. Это очень странные люди - Горбовскии, Валькенштеин и их друзья, наверное. Назвать замечательного смельчака Стринга неумным чудаком… Он вспомнил Стринга, высокого, широкоплечего, с раскатистым беззаботным смехом и уверенными движениями. И как Стринг сказал Бадеру: «Осторожные сидят на Земле, Август Иоганн. Специфика работы, Август Иоганн!» - и щелкнул крепкими пальцами. «Неумный чудак»…