Собрание сочинений: В 11 т. Т. 2: 1960-1962 гг.

«Почему ему ничего не делается? - подумал Белов.- Может быть, он действительно железный? Или это привычка? Господи, только бы увидеть небо. Только бы увидеть небо, и я никогда больше не пойду в глубоководный поиск. Только бы удались фото. Я устал. А вот он совершенно не устал. Он сидит чуть ли не вверх ногами, и ему ничего не делается. А у меня от одного взгляда на то, как он сидит, начинается тошнота».

Триста метров.

- Кондратьев,- сказал Белов.- Что ты будешь делать завтра?

Кондратьев ответил:

- Утром придут Хен Чоль и Вальцев со своими субмаринами, а вечером мы прочешем впадину и перебьем остальных.

Завтра вечером он снова спустится в эту могилу. И он говорит это спокойно и с удовольствием.

— Акико–сан.

— Да, товарищ Белов?

— What are you going to do tomorrow?

Кондратьев взглянул на батиметр. Двести метров. Акико вздохнула.

- Не знаю,- сказала она.

Они замолчали. Они молчали до тех пор, пока субмарина не всплыла на поверхность.

- Открой люк,- сказал Кондратьев.

Субмарина закачалась на легкой волне.

Белов поднял руку, передвинул защелки замка и толкнул крышку.

Погода изменилась. Ветра больше не было, туч тоже не было. Звезды были маленькие и яркие, в небе висел огрызок луны. Оке ан лениво гнал небольшие светящиеся волны. Волны плескались и журчали у башенки люка.

Белов первым выкарабкался наружу, за ним вылезли Акико и Кондратьев. Белов сказал:

- Как хорошо!

Акико тоже сказала:

- Хорошо.

Кондратьев тоже подтвердил, что хорошо, и добавил, подумав:

— Просто замечательно.

— Разрешите, я искупаюсь, товарищ субмарин–мастер,- сказала Акико.

— Купайтесь, пожалуйста,- вежливо разрешил Кондратьев и отвернулся.

Акико разделась, сложила одежду на край люка и потрогала ногой воду.

Красный купальник на ней казался черным, а ноги и руки - неестественно белыми. Она подняла руки и бесшумно соскользнула в воду.

- Пойду–ка я тоже,- сказал Белов.

Он разделся и сполз в воду. Вода была теплая. Белов сплавал к корме и сказал:

- Замечательно. Ты прав, Кондратьев.

Затем он вспомнил лиловое щупальце толщиной с телеграф ный столб и поспешно вскарабкался на субмарину. Подойдя к люку, на котором сидел Кондратьев, он сказал:

- Вода теплая, как парное молоко. Искупался бы.

Они молча сидели, пока Акико плескалась в воде. Голова ее черным пятном качалась на фоне светящихся волн.

- Завтра мы перебьем их всех,- сказал Кондратьев.- Всех, сколько их там осталось. Нужно торопиться. Киты подойдут через неделю.

Белов вздохнул и ничего не ответил. Акико подплыла и ухватилась за край люка.

- Товарищ субмарин–мастер, можно, завтра я опять с вами? - спросила она с отчаянной смелостью.

Кондратьев сказал медленно:

— Конечно, можно.

— Спасибо, товарищ субмарин–мастер.

На юге над горизонтом поднялся и уперся в небо луч прожектора. Это был сигнал с «Кунашира».

- Пошли,- сказал Кондратьев, поднимаясь.- Вылезайте, Акико–сан.

Он взял ее за руку и легко поднял из воды. Белов мрачно сообщил:

- Я посмотрю, какая получилась пленка. Если плохая, я тоже спущусь с вами.

— Только без коньяка,- сказал Кондратьев.

— И без духов,- добавила Акико.

— И вообще я попрошусь к Хен Чолю,- сказал Белов.- Втроем в этих кабинах слишком тесно.

ЗАГАДКА ЗАДНЕЙ НОГИ

- Ваша первая книга мне не понравилась,- сказал Парнкала.- В ней нет ничего, что могло бы поразить воображение серьезного человека.

Они лежали в шезлонгах под выцветшим горячим тентом на веранде поста Колд Крик - биотехник Гибсонского заповедника Жан Парнкала и корреспондент Европейского информационного центра писатель Евгений Славин. На низком столике между шезлонгами стоял запотевший пятилитровый сифон. Пост Колд Крик располагался на вершине холма, и с веранды открывался отличный вид на знойную сине–зеленую саванну Западной Австралии.

— Книга обязательно должна будить воображение,- продолжал Парнкала,- иначе это не книга, а дурной учебник. Собственно, можно выразиться так: назначение книги - будить воображение читателя. Правда, ваша первая книга была призвана выполнить и другую, не менее важную задачу, а именно: донести до нас точку зрения человека вашей героической эпохи. Я много ждал от этой книги, но - увы! - видимо, в процессе работы вы утратили эту самую точку зрения. Вы слишком впечатлительны, друг Женя!

— Все проще, Жан,- сказал Женя лениво.- Гораздо проще, мой друг. Мне ужасно не хотелось предстать перед человечеством этаким Кампанеллой навыворот. А в общем–то все правильно - книжица серая…

Он свесился с шезлонга и набрал в длинный узкий бокал пенистого кокосового молока из сифона. Бокал мгновенно вспотел.

- Да,- сказал Парнкала,- вам очень не хотелось быть Кампанеллой навыворот. Вы слишком спешили сменить психологию, Женя. Вам очень хотелось перестать быть чужим здесь. И напрасно. Вам следовало бы побольше оставаться чужим: вы смогли бы увидеть много такого, чего мы не замечаем. А разве это не важнейшая задача всякого писателя - замечать то, что не видят другие? Это будит воображение и заставляет думать.

- Пожалуй,- сказал Женя.