Собрание сочинений в 12 томах.Том 2

В одно прекрасное утро в пустынном море показались острова — еле заметные возвышения над водной гладью. Все высыпали на верхнюю палубу. Зрелище отрадное — после двух тысяч миль водной пустыни! По мере приближения к островам перед нашим взором из океана вырастала громада мыса Даймонд. Неровные его очертания были несколько сглажены дымкой дали. Постепенно стали вырисовываться отдельные детали побережья: полоска пляжа, затем веера кокосовых пальм, туземные хижины и наконец — совершенно плоский и белоснежный город Гонолулу, насчитывающий, как говорят, от двенадцати до пятнадцати тысяч жителей; улицы в этом городе имеют двадцать — тридцать футов в ширину, плотно утрамбованы и гладки, как паркет; почти все они прямые, как стрела, но есть и такие, что завиваются штопором.

Чем дальше я углублялся в город, тем больше он мне нравился. На каждом шагу я встречал что-то новое, резко отличающееся от того, к чему я привык. Вместо величественных грязновато-бурых фасадов Сан-Франциско я увидел тут дома, построенные из соломы, самана, из узких кремовых кирпичиков — смеси коралла с камешками и ракушками, — скрепленных цементом, а также просто аккуратненькие беленькие коттеджи с зелеными ставнями. Вместо наших палисадников, похожих на бильярдные столы с железной решеткой, здешние дома окружены просторными садами с густой зеленой травой и высокими деревьями, сквозь плотную листву которых с трудом пробивается солнце; вместо обычной герани, каллы и прочих растений, изнемогающих от пыли и бледной немочи, я увидел тут роскошные клумбы и заросли цветов — свежих, сверкающих великолепными красками, как луг после дождя; вместо унылого кошмара «Ивовой Рощи» — городского парка Сан-Франциско — я тут увидел огромные раскидистые лесные деревья с диковинными наименованиями и еще более диковинного вида — деревья, бросающие тень, подобную тени от грозовой тучи, деревья, которые не приходилось подвязывать к зеленым столбикам; вместо золотых рыбок, извивающихся в своих прозрачных сферических тюрьмах, благодаря стеклянным стенам которых они беспрестанно теряют природный свой цвет и очертания, то увеличиваясь, то уменьшаясь в размере, — вместо всего этого я видел кошек, кошек и котов: кошек длиннохвостых и куцых, слепых и кривых, лупоглазых и косых серых кошек, белых кошек, черных кошек, рыжих кошек, полосатых кошек, пятнистых кошек, ручных кошек, диких кошек, кошек-одиночек и целые группы кошек — взводы, роты, батальоны, армии, полчища — миллионы кошек, — и все до единой были гладки, упитанны, ленивы и сладко спали.

Я видел толпы людей — среди них много белокожих — в белых пиджаках, жилетах, штанах, причем обувь и та у них белая, — они носят парусиновые туфли, которые каждое утро с помощью мела доводят до белоснежного состояния; большинство обитателей, однако, очень смуглы, чуть светлее негров; у женщин приятные черты лица, великолепные черные глаза, округлые формы, тяготеющие к роскошной полноте; одеты они в красную или белую ткань, свободно ниспадающую с плеча до самых пят; длинные черные волосы, не стесненные прической, шляпы с большими полями, украшенные венками из ярко-алых живых цветов; смуглые мужчины в разнообразнейших костюмах, а то и вовсе без оных, если не считать цилиндра, надвинутого на самый нос, и чрезвычайно скромных размеров набедренной повязки; а их прокопченные детишки бегали по большей части в одежде, сотканной из солнца, — и надо сказать, что одежда эта сидела на них отлично и была весьма живописна.