Собрание сочинений в 15. томах Том 3

Казалось, он был удивлен моим энтузиазмом, но не обнаружил ни малейших признаков подозрительности или враждебности. Как видно, он еще не научился ценить себя по достоинству.

Он поглядел на меня с некоторым сомнением.

— Вы действительно намерены это сделать? — спросил он. — А ваша пьеса? Как быть с вашей пьесой?

— Пропади она пропадом! — крикнул я. — Дорогой сэр, неужели вы не понимаете, чего вы уже достигли? Неужели вы не понимаете, что вы готовитесь совершить?

В моих устах это был простой вопрос, не требовавший ответа, но оказалось, что Кавор действительно не понимал. Во всех житейских делах он не смыслил ровно ничего. Этот удивительный маленький человечек все время работал, руководясь исключительно теоретическими интересами. Когда он говорил, что «предпринимает самый важный опыт из всех, какие видел мир», он подразумевал, что посредством этого опыта он примирит множество противоречивых теорий и разрешит множество спорных вопросов. О практическом применении нового вещества он думал не больше, чем машина, изготовляющая артиллерийские орудия, думает о конечных целях войны. Интересное вещество можно было приготовить, и он собирался сделать это, v'la tout, как говорят французы.

Далее начиналось чистейшее ребячество. Чудесное вещество перейдет к потомству под именем каворита или каворина, а его изобретателя выберут в действительные члены Королевского Общества; портрет его, как выдающегося ученого, будет помещен в журнале «Природа», и все прочее в том же роде. Только это он и предвидел. Если б я не подвернулся на его пути, он кинул бы в мир свою бомбу так же беззаботно, как энтомолог описывает новый вид комара. И бомба лежала бы и шипела, как парочка-другая игрушек того же сорта, которые уже подожжены и брошены нам в головы руками неосторожных ученых.

Когда я окончательно понял это, пришел мой черед ораторствовать, а Кавор только повторял:

— Продолжайте, пожалуйста.

Я вскочил со стула. Я начал расхаживать взад и вперед по комнате, махая руками, как двадцатилетний юнец. Я старался втолковать ему, какая грозная ответственность лежит на нем, лежит на нас обоих. Я уверял его, что мы можем чудовищно разбогатеть и что нам легко будет произвести любую социальную революцию по нашему усмотрению. Мы будем править целым миром, будем его владыками. Я рассказывал об акционерных обществах и патентах и настаивал на необходимости сохранить до поры до времени открытие втайне. Все это, видимо, было так же непонятно Кавору, как мне его математика. Выражение растерянности появилось на его румяном личике. Он пробормотал что-то о своем равнодушии к богатству, но я немедленно заткнул ему рот. Он обязан разбогатеть, и весь его лепет тут не поможет. Я дал ему понять, что я человек практический, и рассказал о своей деловой опытности. Я умолчал о том, что в данный момент я неоплатный должник, ибо это было положение временное и скоропреходящее, но я постарался согласовать свой образ жизни, столь, повидимому, скромный, с моими притязаниями на звание финансиста. И вот, совершенно незаметно, по мере того, как разрастались и уточнялись наши планы, мы пришли к соглашению относительно каворитовой монополии. Кавор будет изготовлять вещество, а я возьму на себя коммерческую организацию всего дела и в особенности рекламу.

Будто пиявка я присосался к слову мы… Вы и я перестали существовать в моем лексиконе.

Кавор полагал, что доходы, о которых я говорил, надо будет употребить на поощрение научных исследований, но я решил, что вопрос этот мы обсудим после.

— Ладно, — кричал я, — ладно!

Но я настаивал на том, что прежде всего следует приготовить чудесное вещество.

— Ведь, без этого вещества, — повторял я. — не сможет отныне обойтись ни один дом, ни одна фабрика, ни один корабль. Оно распространится несравненно шире, чем любое патентованное средство. Из десяти тысяч мыслимых способов его применения, Кавор, нет ни одного, который не обогатит нас больше, чем может померещиться фантазии скупца.

— Да, — сказал он, — кажется, я начинаю понимать вас. Удивительно, право, как совершенно новые точки зрения открываются, когда поговоришь о какой-нибудь вещи…

— И особенно, если поговорить с подходящим человеком, — добавил я.

— Я полагаю, — сказал он, — что нельзя питать безусловного отвращения к богатству. Вот только одно обстоятельство…

Он запнулся. Я молчал и ждал.

— Знаете, не исключена вероятность, что нам так и не удастся приготовить этот сплав. Он может принадлежать к числу тех вещей, которые мыслимы теоретически, но на практике приводят к нелепости. Или, чего доброго, уже после того, как мы начнем приготовлять его, обнаружится какая-нибудь маленькая загвоздка…

— Ну, этой загвоздкой мы займемся тогда, когда она обнаружится, — сказал я.

II. ПЕРВАЯ ПРОБА КАВОРИТА

Но опасения Кавора оказались напрасными. Диковинное вещество было приготовлено 14 октября 1899 года.