Собрание сочинений в 15 томах. Том 9

– Моя дорогая, – сказала она наконец, отдышавшись, – ты должна немедленно вернуться домой.

Анна-Вероника бесшумно прикрыла дверь и остановилась.

– Эта история едва не убила твоего отца… Особенно после истории с Гвен!

– Я же дала телеграмму.

– Он так тебя любит! Он так тебя любил!

– Я дала телеграмму о том, что все благополучно.

– Все благополучно! Мне никогда в голову не могло прийти ничего подобного. Я и понятия не имела! – Она упала на стул, а ее руки безвольно опустились на стол. – Ах, Вероника, – сказала она, – уйти из дому!

Тетка любила поплакать, заплакала она и на сей раз. Столь бурные чувства ошеломили Анну-Веронику.

– Зачем ты это сделала? – твердила тетка. – Разве ты не могла открыться нам?

– Что я сделала? – спросила Анна-Вероника.

– То, что ты сделала.

– Но что я сделала?

– Бежала. Ушла – и как ушла! У нас и в мыслях этого не было. Мы так тобой гордились, возлагали на тебя такие надежды! Я считала, что ты самая счастливая девушка на свете. У меня и мысли не было о том, что я ошибаюсь. Я делала все, что могла! Твой отец не спал всю ночь. Наконец мне удалось уговорить его лечь в постель. Он все собирался надеть пальто и ехать в Лондон разыскивать тебя. Мы были убеждены, что повторилась история с Гвен. Гвен хоть оставила письмо на подушечке для булавок. А ты, Ви, даже этого не сделала, даже этого!

– Я же послала телеграмму, тетя, – ответила Анна-Вероника.

– Это был настоящий удар. Ты не дала себе труда написать поподробнее.

– Я сообщила, что все благополучно.

– Гвен тоже сообщила, что она счастлива. До получения телеграммы твой отец даже не знал о твоем уходе. Он как раз начал сердиться, что ты опаздываешь к обеду – ты ведь знаешь его, – и в это время принесли телеграмму. Ничего не подозревая, он вскрыл ее, а прочитав, стукнул по столу, отшвырнул столовую ложку и расплескал суп на скатерть. «Боже мой! – сказал он. – Я разыщу их и убью его. Я разыщу их и убью его!» В первую минуту я подумала, не от Гвен ли эта телеграмма.

– Но что же отец вообразил?

– Разумеется, он вообразил! Каждый бы это сделал на его месте. «Что случилось, Питер?» – спросила я. А он стоял, держа в руке скомканную телеграмму, и произнес ужасное слово! Затем сказал: «Анна-Вероника ушла и последовала примеру своей сестры!» «Ушла?» – переспросила я. «Ушла! – повторил он. – Прочти» – и он так швырнул мне телеграмму, что она угодила в суповую миску. Когда я пыталась достать ее разливной ложкой, он выругался и сообщил мне ее содержание. Потом отец сел и заявил, что людей, которые пишут романы, следует вешать. Все, что мне удалось сделать, – это помешать ему выбежать из дому и помчаться искать тебя. Со дней моей юности я не видела твоего отца в таком волнении… «Ах, малютка Ви! – воскликнул он. – Малютка Ви!» Потом закрыл лицо руками и долго сидел неподвижно, пока опять не вскипел.

Анна-Вероника слушала тетку стоя.

– Вы хотите сказать, тетя, – сказала она, – что отец решил, будто я сбежала с каким-то мужчиной?

– Что же другоеон мог подумать? Кому могла прийти мысль о том, что ты окажешься настолько сумасшедшей и уйдешь одна?

– И это после того, что произошло накануне вечером?

– Ну к чему вспоминать старые обиды? Если бы ты видела отца в это утро, его жалкое лицо, белое, как полотно, и все изрезанное бритвой! Он хотел первым поездом ехать искать тебя, но я сказала ему: «Подожди почты!» И действительно, пришло твое письмо. Его руки так дрожали, что он с трудом вскрыл его. Затем бросил письмо мне и сказал: «Поезжай и привези ее домой; это не то, что мы думали. Это просто шутка с ее стороны». И отправился в Сити, мрачный и молчаливый, оставив на тарелке недоеденную свиную грудинку, большой кусок, почти не тронутый. Он не завтракал, не обедал – проглотил одну ложку супа – и это со вчерашнего чая.

Она умолкла. Тетка и племянница смотрели друг на Друга.

– Ты должна немедленно вернуться домой, – сказала мисс Стэнли.

Анна-Вероника опустила глаза на ее пальцы, лежавшие на бордовой скатерти. Тетка вызвала в ней слишком живой образ отца, человека деспотичного, властного, сентиментального, шумного и нецелеустремленного. С какой стати он мешает ей развиваться и идти собственной дорогой? При одной мысли о возвращении в ней снова проснулась гордость.

– Едва ли я смогу это сделать, – сказала Анна-Вероника. Она подняла глаза и почти беззвучно произнесла: – Извините меня, тетя, но этого я сделать не могу.

Тогда, собственно, и начались уговоры.

На этот раз тетка убеждала ее в общей сложности в течение двух часов.

– Дорогая моя, – начала она, – это немыслимо! Об этом и речи быть не может! Ты просто не имеешь права так поступить. – И, вдаваясь в бесконечные рассуждения, упорно возвращалась все к тому же. Лишь постепенно до ее сознания стало доходить, что Анна-Вероника настаивает на своем решении. – Как же ты будешь жить? – взывала она. – Подумай, что скажут люди. – Она повторяла это, как припев. – Подумай, что скажет леди Пэлсуорси! Что скажет?.. Что мы скажем людям? Что я скажу твоему отцу?!