Собрание сочинений в 2-х томах. Т.I : Стиховорения и поэмы

Я одинок, без близких и друзей,
Целую очи моего искусства;
Придет толпа — я говорю:
«Глазей!» Придет поэт —
«Товарищ, знаю вкус твой!»

А может быть, стихов из тысячи

Кремневых два бессонное терпенье
Кладет в карниз — простые кирпичи
Собора, загудевшего от пенья.

И голуби свистящий свой полет

Смахнут с крыла и рядом заворкуют,
Ведь сердце обреченное поет,
Не требуя награду никакую.

САМОЕ ОБЫКНОВЕННОЕ («На Каланчевской пять, квартира три…») [177]

На Каланчевской пять, квартира три,
Жил человек. Труслив, к тому ж развязен.
На желтом лбу его цвели угри,
Воротничок всегда помят и грязен.

Но полночью пришел к нему Господь,

Он милосерд, иль с неба видно проще, —
И до утра, и до рассвета вплоть
Сияло в комнате, как в снежной роще.

И стало так. Он жил теперь в пустом

Пространстве рокота и вихревого гула,
А по ночам беседовал с Христом
В саду, у склона горного аула.

И раз Христос сказал, сияя весь

(Они тогда к ручью сходили вместе):
«Ошибся я, тебе бы жить не здесь
И не теперь, а лет назад на двести!»

И с Каланчевской пять, квартира три

Поднял его и отослал в былое,
И встретил он румяный свет зари
В избе, в скиту, в лесу у аналоя.

И память старца праведного чтим,

Не ведая, не знающие крылий,
Что вот прошел он спутником твоим,
Что с ним вчера еще мы вместе жили.

ТУМАН («Глухое «у-у» закинуто протяжной…») [178]

Глухое «у-у» закинуто протяжной
Сиреной невидимки-маяка,
И тяжело своей холстиной влажной
Повис тяжелый парус моряка.

Вершин расплывчатые очертанья,

Долин дымящиеся закрома,
Где спрятаны в скалистые гортани
Печами обогретые дома.

Где женщина, поджаривая рыбу,

Смеется, к гостю повернув лицо,
Где ночь, ворча, приваливает глыбу
Тумана на дощатое крыльцо.

За мглою — мгла! Сквозь острые проколы,

Распластаны на замшевый экран
(Подобие кровоточащих ран!),
Огней разбрызганные ореолы…

Туман,

Туман,
Туман…

ГОЛУБАЯ КНЯЖНА («В отеле, где пьяный джесс…») [179]