Кутейкин. Из ученых, ваше высокородие! Семинарии здешния епархии. Ходил до риторики, да богу изволившу, назад воротился. Подавал в консисторию челобитье, в котором прописал: «Такой-то-де семинарист, из церковничьих детей, убояся бездны премудрости, просит от нея об увольнении». На что и милостивая резолюция вскоре воспоследовала, с отметкою: «Такого-то-де семинариста от всякого учения уволить: писано бо есть, не мечите бисера пред свиниями, да не попрут его ногами».
Г-жа Простакова. Да где наш Адам Адамыч?
Еремеевна. Я и к нему было толкнулась, да насилу унесла ноги. Дым столбом, моя матушка! Задушил, проклятый, табачищем. Такой греховодник.
Кутейкин. Пустое, Еремеевна! Несть греха в курении табака.
Правдин
Кутейкин. Во многих книгах разрешается: во псалтире именно напечатано: «И злак на службу человеком».
Правдин. Ну, а еще где?
Кутейкин. И в другой псалтире напечатано то же. У нашего протопопа маленька в осьмушку, и в той то же.
Правдин
Милон. Ни я, сударыня.
Г-жа Простакова. Куда ж вы, государи мои?..
Правдин. Я поведу его в мою комнату. Друзья, давно не видавшись, о многом говорить имеют.
Г-жа Простакова. А кушать где изволите, с нами или в своей комнате? У нас за столом только что своя семья, с Софьюшкой...
Милон. С вами, с вами, сударыня.
Правдин. Мы оба эту честь иметь будем.
Г-жа Простакова. Ну, так теперь хотя по-русски прочти зады, Митрофанушка.
Митрофан. Да, зады, как не так.
Г-жа Простакова. Век живи, век учись, друг мой сердешный! Такое дело.
Митрофан. Как не такое! Пойдет на ум ученье. Ты б еще навезла сюда дядюшек!
Г-жа Простакова. Что? Что такое?
Митрофан. Да! того и смотри, что от дядюшки тоска; а там с его кулаков да за часослов. Нет, так я, спасибо, уж один конец с собою!
Г-жа Простакова
Митрофан. Вить здесь и река близко. Нырну, так поминай как звали.
Г-жа Простакова
Еремеевна. Все дядюшка напугал. Чуть было в волоски ему не вцепился. А ни за что... ни про что...
Г-жа Простакова
Еремеевна. Пристал к нему: хочешь ли жениться?..
Г-жа Простакова. Ну...
Еремеевна. Дитя не потаил, уж давно-де, дядюшка, охота берет. Как он остервенится, моя матушка, как вскинется!..
Г-жа Простакова
Еремеевна. Приняла было! Ох, приняла, да...
Г-жа Простакова. Да... да что... не твое дитя, бестия! По тебе робенка хоть убей до смерти.
Еремеевна. Ах, создатель, спаси и помилуй! Да кабы братец в ту ж минуту отойти не изволил, то б я с ним поломалась. Вот что б бог не поставил. Притупились бы эти
Г-жа Простакова. Все вы, бестии, усердны на одних словах, а не на деле...
Еремеевна
Кутейкин. Нам восвояси повелите?
Цыфиркин. Нам куда поход, ваше благородие?
Г-жа Простакова. Ты ж еще, старая ведьма, и разревелась. Поди, накорми их с собою, а после обеда тотчас опять сюда.
Кутейкин. Житье твое, Еремеевна, яко тьма кромешная. Пойдем-ка за трапезу, да с горя выпей сперва чарку...
Цыфиркин. А там другую, вот те и умноженье.
Еремеевна
Кутейкин. А велика ль благостыня?
Еремеевна. По пяти рублей на год, да по пяти пощечин на день.
Цыфиркин. Смекнем же за столом, что тебе доходу в круглый год.
ДЕЙСТВИЕ TРЕTЬE