Читаем Собрание сочинений в 2-х томах. Том 2 полностью

Датские дела становятся ныне особливого внимания достойны. Надеясь, что известия об оных вашему сиятельству угодны будут, принял я намерение пересылать к вам, милостивый государь, копии со всех датских депешей, как здесь получаемых, так и отсюда отправляемых. Вследствие чего имею честь включить здесь два письма из Копенгагена и одно ответное отсюда.

Здесь следует полученная на сих днях реляция из второй армии.

Принеся нижайшее благодарение за милостивое письмо вашего сиятельства от 23-го сего месяца, пребываю в прочем с глубочайшим почтением и совершенною преданностию...

16

В С.-Петербурге, 7 февраля 1772.

Господин Симолин в путь отправился третьего дня; а какое письмо отправлено с ним, в прибавок к прежнему, вам известному, оное вы, милостивый государь, усмотреть изволите из точной с того копии, здесь приложенной.

Известная с прусским королем конвенция уже подписана. Его величество, получив из Вены известие о перемене системы, тотчас прислал с курьером повеление к графу Сольмсу домогаться о скорейшем подписании конвенции, что вчера и действительно исполнено.

Ваше сиятельство при настоящем дел положении легко себе вообразить изволите, в каких заботах должен быть мой милостивый шеф и исполнители его повелений. Для сего нижайше прошу извинить меня, что ничего теперь не ответствую на почтеннейшее письмо ваше от 30 января, кроме принесения за оное нижайшего благодарения.

С глубочайшим почтением и беспредельною преданностию имею честь быть...

P. S. Я не могу довольно изъяснить, с какою радостию отправляю здесь вашему сиятельству все обещанное мною на прошедшей почте. Вы, милостивый государь, увидите тут истинное торжество братца вашего. Вдруг положение всех дел прияло для нас новый, славный и полезный оборот! Неукротимый венский двор, почитавший до сего дня все наши резоны недостойными своего внимания, приемлет их же за доказательства геометрические, почитает кондиции наши справедливыми и признает систему нашу натуральною. Все сие есть действие душевной твердости братца вашего, которому отечество наше должно будет миром, возводящим его на верх славы и блаженства.

17

В С.-Петербурге, 6 марта 1772.

Имея честь препроводить здесь письмо государя цесаревича к вам, милостивый государь, исполняю тем самым повеление его сиятельства графа, братца вашего, который сам за множеством дел на сей почте к вам писать не может.

Позвольте принести нижайшее благодарение за милостивые выражения в последнем письме вашего сиятельства, которое имел я честь получить 27-го прошедшего месяца. Верьте, милостивый государь, что усердие мое к вам вечно в сердце моем вкоренено и что доброе мнение ваше есть одно из главных видов моего честолюбия, равно как и то, что я долгом моим почитаю быть навсегда с глубочайшим почтением и совершенною преданностию...

18

В С.-Петербург, 6 марта 1772.

На прошедшей почте имел я честь отправить к вашему сиятельству письмо из Вены от князя Голицына. В оном вы, милостивый государь, видеть изволили, что венский двор послал декларацию в Берлин с таким повелением своему там министру, что если король подобную подпишет, то б в таком случае Свитен послал курьера того сюда, дабы князь Лобкович исходатайствовал то же самое и от ее императорского величества. Теперь за долг себе поставляю донести вашему сиятельству, что король прусский подписал помянутую пиесу и князь Лобкович, получа третьего дня из Берлина курьера от Свитена, подал здесь приложенную при сем в переводе декларацию с сообщением выписки из Кауницевой к себе депеши.

Ее императорскому величеству угодно подписать желаемую венским двором декларацию. Оная на сих днях и отдана будет князю Лобковичу при министериальной записке, которая еще теперь не изготовлена и которую к вашему сиятельству в свое время отправлю.

Можно сказать, что князь Кауниц во все нынешнее дело распорядил меры свои так неудачно, возненавидел нас и возгордился толь безрезонно, переменил свою систему так скоропостижно, что чрез все сие заслуживает он лишиться эстимы [1] всего разумного света. Гордость злобная всегда нестерпима, но гордость, пременившаяся вдруг в смиренную низость, достойна посмеяния и презрения!

Прибывший вчера из Берлина к графу Сольмсу курьер привез от короля весьма любопытные пиесы, в коих его прусское величество своим манером отдает всю справедливость странному поведению князя Кауница. Жалею, милостивый государь, что на сей почте не успеваю сих бумаг послать к вашему сиятельству, но на будущей стараться буду оное исполнить.

О венских условиях с турками, по начатии сей войны, были здесь разные известия; но ныне копфедентно сообщена нашему двору от английского посла копия с конвенции австрийцев с турками. Хотя за достоверность сей пиесы ручаться невозможно, однако, для любопытства нашего сиятельства, включаю здесь ее, на наш язык переведенную.

На сих днях получена здесь из первой армии реляция, с которой копию здесь поднося, с глубочайшим почтением и сердечною преданностию навсегда имею честь быть...

19

В С.-Петербурге, 20 марта 1772.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза