Читаем Собрание сочинений в 2-х томах. Том 2 полностью

В Ниренберге много хороших живописцев и других художников, но они умирают с голоду, потому что покупать некому. Целое утро, или, справедливее сказать, весь день 27 августа (7 сентября) посещал я сих бедняков, лазил к ним на чердаки и много кое-чего накупил по моей коммерции и отправил в Петербург. Ходил по церквам, по книжным лавкам, смотрел славный бронзовый фонтан, за который государыня предлагала тридцать тысяч рублей, но меньше пятидесяти не продают; был в галантерейных лавках и пришел домой, устав как собака. Ввечеру банкир Кнопф сделал мне визит. 28 августа (8 сентября) поутру оба мои банкира возили меня в арсенал. В нем есть чего смотреть; воинские снаряды, уборы и одежда древних рыцарей весьма любопытны. Удивительно, как могли они таскать на себе такую тягость. Я не совсем бессилен, но насилу поднял копье, которым они воевали. После обеда мадам Брентани приехала к нам с двумя золовками, и мы все ввечеру ездили в сад к мадам Геллер, которая лицом похожа как две капли воды на княгиню Д. А. Грузинскую. 29 августа (9 сентября) целое утро приносили ко мне из целого города картины на продажу, но я не купил ничего, видя, что считают меня проезжим богачом. В сем мнении везде обо мне остаются для того, что я русский. Во всей Немецкой земле и, сказывают, также во всей Италии слова русский и богач одно означают. После обеда мы прогуливались по городу, отправив наперед с фурманом сундуки наши в Боцен для облегчения кареты. На другой день, 30 августа (10 сентября), приходили ко мне прощаться все артисты и оба мои банкира. После обеда в два часа выехали мы из Ниренберга и, не останавливаясь нигде, всю ночь ехали. 31 августа (11 сентября) к обеду приехали мы в Аугсбург. Не спав всю ночь, мы так устали, что после обеда спали как мертвые и насилу добудились нас ужинать. На другой день, 1/12 сентября, поутру явился ко мне русский наш агент Кизов, к которому Безбородко писал обо мне сильную рекомендацию. С ним ездил я к банкиру моему Обескеру. Надобно знать, что ниренбергские артисты писали обо мне в Аугсбург, почему и явились ко мне аугсбургские. Кизов привез к нам своего брата, доктора медицины, и жену свою. Все мы в открытых колясках поехали гулять за город, которого окрестности прекрасны. По возвращении ко мне все потчеваны у меня были русским чаем. 2/13 сентября лазил я по чердакам, на которых умирают с голоду бедные художники, и осматривал их работу. Надобно отдать справедливость, что между ними есть мастера с великими достоинствами, но, так же как и в Ниренберге, работы их никто не покупает. Мещане ничего не смыслят, а больших господ нет. Первые люди, то есть патриции, не заслуживают человеческого имени. Знатные и одною спесью надутые скоты презирают тех, которыми начальствуют; а бедные точно таковы, как в Голберговой комедии «Don Ranudo de Colibrados». Между тем как я посещал художников, мадам Кизов возила жену мою на ситцевую фабрику, которой заведение так хорошо устроено, что она одевает ситцем самую Италию. После обеда барон Goez начал мой портрет en miniature. Приехали к нам мадам Кизов и некоторые артисты. Они возили нас на гульбище, называемое Семь столбов. Все немецкие гульбища одинаковы. Наставлено в роще множество столиков, за каждым сидит компания и прохлаждается пивом и табаком. Я спросил кофе, который мне тотчас и подали. Таких мерзких помой я отроду не видывал — прямое рвотное. По возвращении домой мы потчевали компанию чаем, который немцы пили как нектар. 5/14-го все утро осматривал я в разных местах коллекции картин. После обеда смотрел ратушу, великолепием своим любопытства достойную. Она первая во всей Германии. Зала преогромная, росписана прекрасно и разволочена пребогато. Потом зазвал нас к себе доктор Кизов и поставил нам коллацию (закуску). В сей день продолжал я писаться. 4/15 сентября поутру явились ко мне, по обыкновению, многие артисты и водили нас в соборную церковь св. Креста, к францисканам. После обеда я писался; потом ездили мы к славному во всей Европе органисту Штейну смотреть его новоизобретенный клавесин; дочь его играет на нем как ангел. Прогуливались по городу. По возвращении ко мне я потчевал коллациею. 5/16-го поутру выехали мы из Аугсбурга; обедали в Швабмюнхене плохо и, не останавливаясь, ехали всю ночь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза