Читаем Собрание сочинений в 2-х томах. Том 2 полностью

В последнем письме моем из Вены, от 2/13 сего месяца, вы, милостивый государь батюшка, видеть изволили, что после жестокой моей болезни в Риме остались еще у меня обструкции, которые славный здешний доктор Столле советовал мне развести здешними банями. Мы теперь живем здесь неделю, но со дня нашего приезда сюда время стоит такое скверное, как у нас в самую негодную осень, и я, по несчастью, был в банях один только раз. Вчера, однако, было хотя недолго солнце, сегодня тоже, и ежели завтра дождя не будет, то пойду в бани и принимать их буду десять дней. Сердечно сожалею, что сия остановка продолжает время моего возвращения, но, со всем тем, считаю за крайнюю и необходимую нужду пособить себе в расстроенном состоянии моего здоровья, когда уже сюда заехал и имею случай полечиться. Я уверен, что вы, милостивый государь батюшка, и все мои ближние и друзья апробуете мою резолюцию воспользоваться здешними банями. По вычетам моим, если что нечаянное, боже избави, опять не повстречается, выеду я из Вены до петрова дня. В дороге, ехав безостановочно до Москвы, довольно месяца; следственно, все в июли с вами могу увидеться. Мы оба нетерпеливо ожидаем той счастливой минуты, в которую увидим вас в добром здоровье, обрадованных нашим возвращением.

Тебе, друг мой сердечный сестрица Ф. И., скажу, что здешний климат гаже еще нашего. Подумай, что седьмой день стужа, дождь и вихри непрестанно нас мучат и что я хотя живу здесь для бань, но если бы и сето обстоятельства не было, то все за такою мерзкою погодою ехать бы не мог: замучил бы и себя, и людей, и лошадей. Видно, что мы простились с нынешним летом за горами и что больше его не увидим. Надобно думать, что сие время и у вас нехорошо. Мы живем здесь очень скучно. Лучшее здесь упражнение должно быть бы гулянье, но как гулять в грязи и под дождем, который ливмя льет? Мы набрали из Вены книг, которые всю нашу забаву составляют. Жена читает, а я слушаю. Доктор писать мне не велит, и я сие письмо пишу не вдруг, а помаленьку. Сей самый резон мешает мне писать и к графу Петру Ивановичу; со всем тем, также помаленьку, напишу и к нему на будущей неделе. В рассуждении моей пищи посадили меня на легком: запретили мясо и вино. Ужин отнят у меня еще в Риме. Одна отрада осталась та, что позволили мне в сутки выпивать по две чашки кофе, да и тут жена много хлопочет, считая, что сие позволение у доктора я выкланял, а не он сам на это согласился. С нетерпением желаю быть у вас. Ласкаюсь, что природный климат, присутствие любезных моих ближних, образ жизни, к которому я привык, — что все сие, делая удовольствие душе моей, поможет и телу прийти в лучшее состояние, ибо я предоставляю вам сказать на словах, что я в Риме вытерпел, а ни письме огорчать вас не хочу; но должен, однако, мой друг сестрица, то сказать, что следствия моей болезни сделали употребление бань необходимым, и я, победив рассудком неизреченное желание скорее всех вас видеть, решился твердо недели две пожертвовать моему выздоровлению, считая, что все вы, мои друзья, одинакого со мною мнения, то есть, что лучше увидеть меня неделю, другую попозже, да поздоровее. Скуку здешнюю разделяет со мною жена моя. Ее ко мне дружба составляет все мое утешение. Она теперь хочет сама приписать к вам поклон, который прошу и от меня сказать всем нашим друзьям.

18

Баден, 24 июня (5 июля) 1785.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза