Читаем Собрание сочинений в 2-х томах. Том 2 полностью

ДОПОЛНЕНИЕ К ДУХОВНОЙ

Буде по смерти моей останется на мне столько долгов, что жена моя лучше захочет отказаться от наследства, нежели иметь хлопоты с моими кредиторами, то в таком случае сим завещаваю платить ей из доходов моих по тысяче по осьмисот рублей на год, то есть указные проценты с 30 000 руб., кои могут быть почитаемы в остатке от ее движимого имения. Для лучшей верности оставляю я у душеприказчика моего на сию сумму вексель, который по ее требованию должен быть заплачен — хотя с продажею потребной части из деревень моих; ибо сию сумму по доверенности жены моей я действительно получил. Сей в 30 000 рублей вексель писан 3 июня 1786 года на имя с.-петербургского 1-й гильдии купца Германа Клостермана, которого прошу надписать оный в свое время жене моей, [Подписи те же.]

<p>ПОЛИТИЧЕСКОЕ РАССУЖДЕНИЕ О ЧИСЛЕ ЖИТЕЛЕЙ У НЕКОТОРЫХ ДРЕВНИХ НАРОДОВ</p>

Ни разум, ни искусство не подают нам нималого основания, откуда бы можно было заключить, что свет есть вечен и неразрушим. Непрестанное и стремительное движение материй, насильные перемены, кои действуют во всех частях, различия, примеченные в телах небесных, явные следы, равномерно как и предание о всемирном потопе или об общем смешении элементов, — все сие доказывает неоспоримо, что здание мира сего подвержено гибели и что через повреждение или разрушение должен он перейти из сего состояния в другое.

Таким образой, надлежит, чтобы мир сей имел свое младенчество, юношество, совершенные лета и старость, как всякая нераздельная часть, которую он заключает; и вероятно, что люди, животные и семена имеют участие в сих переменах.

Должно думать, что в цветущем веке мира человеческий род должен иметь более силы, разума и тела, крепчайшее здравие и более естественной способности, должайшую жизнь и сильнейшую склонность к умножению рода своего с потребною силою оное исполнить. Но если общая система вещей и обращение человеческого общества подвержено сим родам постепенных перемен, то они бывают столь тихи, что невозможно приметить в короткое время, что всякая история или предание содержит. Стан, сила тела, долгота жизни, пространство бодрости и духа, кажется, до сего почти равны были во всех веках. Науки и художества процветали действительно в одном веке, а в другом приходили в упадок. Но мы можем приметить, что в то время как достигали они пышной степени совершенства у одного народа, то, может быть, всем соседям оного совсем они не были известны, и хотя был когда век, в котором приходили они в крайний упадок, но, однако, в последующих воскресали и распространялись по всей земле. Итак, сколько возможно познавать вещи примечанием, то, кажется, не было общей перемены в человеческом роде. И когда принять то за справедливое, что свет, как и животное тело, имеет естественные успехи с младенчества до старости, то, несмотря на сие, останется всегда неизвестным, достиг ли он той степени совершенства или гибели.

Следственно, не можно из того заключить, что естество человеческое пришло в упадок, и всякий, кто справедливо рассуждает, не примет отсюда нималого доказательства о многолюдстве древнего народа и не определит никакой системы в рассуждении мнимой младости или силы мира.

Сии общие физические причины должны выключены быть от сего спора.

<p>М. ТУЛЛИЯ ЦИЦЕРОНА РЕЧЬ ЗА М. МАРЦЕЛЛА</p>ГЛАВА I
Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза