Читаем Собрание сочинений в 2-х томах. Том 2 полностью

Но таковая перемена с стороны французского дворянства бывает столь редка, как и бесчестная праздность в военное время: приятность страны, плодоносие земли, веселое местоположение, изобилие в необходимых вещах для своего содержания, услужливость, политика, или по крайней мере искренность жителей, вкореняют в них навсегда любовь к дражайшему отечеству; они всегда почтут себя изгнанными, когда находиться будут в отсутствии; и они дадут ему всегда преимущество пред прочими странами во всем свете. Что же надлежит до действия французских дворян во время войны, то слава своей нации, природное честолюбие, слава их имени, честь, а особливо любовь к государю, — все сии сильные причины повелевают им с большим успехом, нежели принуждение рабское, жертвовать охотно жизнию наималейшему повелению самодержавного государя. Итак, французские короли не имеют сильнейшей помощи, вернейших подданных и ревностнейших воинов, как достойное их дворянство; они непобедимы, когда оными окружены бывают. Нет такой степени благоговения, которого бы сии им не оказывали; им дозволено определяться в службу придворную и военную. Они туда принимаемы бывают беспрепятственно и находят там правосудие, преимущество по достоинству и самую милость.

Дворянство во всякой провинции, где б оно ни находилось, следует обычаям своих предков и имеет удовольствие жить, умирать и иметь своих потомков, не пременяя немало древних обычаев, особливо своей нации; они не обязаны оными жертвовать и повиноваться разве одним только указам, составлявшим общий закон известных дел. Дворянство не может иными быть судимо в делах гражданских, кроме королевских судей, а в преступлениях судится оно только всеми собранными камерами королевского трибунала, как при подании первого челобитья, так и в случае апелляции: словом, оно пользуется всеми древними своими привилегиями, кои могли им оставить власть самодержавства, освобождение слуг и ненарушимое благоволение к третьему чину, который заслуживает совершенного покровительства и который тем полезнее бывает, чем более пользуется покровительством дворянства и защищением власти.

РАССУЖДЕНИЕ О ТРЕТЬЕМ ЧИНЕ

Власть и дворянство старается весьма во Франции не презирать третьего чина: он душа общества; он политическому корпусу есть то, что желудок человеческому; он счастливое посредство, чрез которое вышняя часть сообщается, не унижаясь, нижней части и чрез которую сия возвышается к другой.

Благородные имеют геройские добродетели. Они служат государю, защищают отечество, слабых обороняют, имеют деревни, стараются о земледельстве, почитаются богатыми, щедрыми и живут великолепно. Народ земледельством своим производит плоды, различных сортов товары, первые материи богатства. Но третий чин, составляя одно с народом, от коего происходит сам и который оного привлекает, старается о мануфактурах, устанавливает промены вещей, оценивает товары, учреждает оных расходы. Словом, он делает коммерцию и производит счастие благородных. Сии низкие приношения грубого и непросвещенного народа не могут ласкать благородным, но они ласкаемы весьма бывают со стороны честного и просвещенного мещанства: с сим третьим чином и чрез оный пользуется дворянство своим преимуществом.

Есть некоторые из благородных, кои успели в науках, имевших от них покровительство; но третий сей чин есть убежище наук и освященное место человеческого познания. Нет такого рода заслуг и добродетели, которых бы не производил третий чин.

Колберт, Вобан, Розе, Корнейль, Расин, Мольер были все от третьего чина. Он произвел великих ораторов, великих стихотворцев и великих министров. Медики, хирургики, физики, натуралисты, живописцы, резчики, градировальщики, золотарики — словом, все художники во всех родах имеют свое происхождение от третьего чина. Во внутренности оного произошли те славные банкиры, те великие купцы, кои повелевают торгом во всем свете и кои бывают помощию великих государств.

Благородные имеют, без сомнения, похвальные качества, но иногда недостает им случая производить оные в действо. Напротив того, третий чин упражняется ежедневно в благоразумии, честности, изобильном вспомоществовании, точности, постоянстве, терпении и правосудии.

Дворяне имеют право производить суд своим именем, но третий чин производит оный при первом подании челобитья, устанавливает процессы, знает форму, искусен в юриспруденции и произносит решение. Из третьего чина берутся в различные должности всех родов дел люди, служащие без жалованья и несущие всю тягость негоциации, а находящиеся в должности, как благородные, от того себе честь получают.

Всякая держава, в коей не находится третьего чина, есть несовершенна, сколь бы она ни сильна была; сие весьма ясно видеть можно. Рабский страх бывает там вместо ободрения; строгость, которую благородные производят, будучи ничем не насытимы, есть недействительна, потому что нет иных побудительных причин.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза