Собрание сочинений в 4-х томах. Том 4

- Писатели, - сказал граф, - обычно приукрашивают жизнь, изображают её в розовом свете.

- Надо писать с натуры! - возразил Бувар.

- Но тогда читатели будут следовать дурным примерам!..

- Дело не в примерах!

- Согласитесь хотя бы, что книга может попасть в руки юной девицы. У меня самого есть дочь.

- И притом очаровательная! - вставил нотариус, состроив сладкую мину, с какой заключал брачные контракты.

- Так вот, чтобы уберечь её, или вернее, окружающих её лиц, я запрещаю держать в доме подобные книги. Ведь народ, дорогой мой...

- Что он вам сделал, народ? - спросил Вокорбей, внезапно появившись на пороге.

Пекюше, узнав его голос, поспешил присоединиться к обществу.

- Я считаю, что народ следует оберегать от вредной литературы, - продолжал граф.

- Стало быть, вы против просвещения? - съязвил Вокорбей.

- Напротив! Позвольте!..

- Ведь в газетах каждый день нападают на правительство, - заметил Мареско.

- Что же в этом дурного?

Граф и доктор дружно ополчились на Луи-Филиппа, ссылаясь на дело Притчарда, на сентябрьские законы против свободы печати.

- И свободы театральных зрелищ! - добавил Пекюше.

- В ваших театрах говорят много лишнего! - не выдержал Мареско.

- Вот здесь я с вами согласен, - сказал граф. - Пьесы, восхваляющие самоубийство, недопустимы.

- Самоубийство прекрасно, вспомните Катона, - возразил Пекюше.

Граф де Фаверж, не ответив, обрушился на комедии, где осмеиваются самые священные понятия: семья, собственность, брак.

- Ну, а Мольер? - воскликнул Бувар.

Мареско возразил с видом знатока, что Мольер вышел из моды, к тому же его слишком расхвалили.

- А что до Виктора Гюго, - заявил граф, - то он поступил безжалостно, именно безжалостно по отношению к Марии-Антуанетте, когда вывел тип королевы в лице Марии Тюдор.

- Как?! - возмутился Бувар. - Неужели я, автор, не имею права...

- Да, сударь, не имеете права описывать преступления, не показав рядом положительного примера, не преподав нам урока.

Вокорбей тоже полагал, что искусство должно ставить себе целью моральное воспитание масс.

- Вы должны воспевать науку, великие открытия, патриотизм.

Он ставил в пример Казимира Делавиня.

Госпожа Борден похвалила произведения маркиза де Фудра. Нотариус заметил:

- Что вы! А язык?

- Язык? Что вы хотите этим сказать?

- Вам говорят о стиле! - крикнул Пекюше. - Неужели, по-вашему, это хорошо написано?

- Конечно, очень интересно.

Он презрительно пожал плечами, и она покраснела от этой дерзости.

Несколько раз г-жа Борден пыталась заговорить о своём деле. Но было уже слишком поздно, чтобы его обсуждать. Вдова удалилась под руку с Мареско.

Граф роздал всем присутствующим свои памфлеты, прося их распространять.

Вокорбей собрался уходить, но Пекюше задержал его.

- Доктор! Вы обо мне забыли.

Жалко было смотреть на его жёлтую физиономию с чёрными усами и прядями волос, свисавшими из-под неумело повязанного фулярового платка.

- Примите слабительное! - сказал доктор и, дав ему шлепка, как мальчишке, проворчал:

- Слишком чувствительные нервы, слишком артистическая натура!

Такая фамильярность понравилась Пекюше. Он успокоился и спросил Бувара, как только они остались одни:

- Ты думаешь, у меня нет ничего серьёзного?

- Конечно, ничего.

Они сделали выводы из разговоров гостей. Для каждого нравственная ценность искусства заключается в том, что соответствует его интересам. Литературу никто в сущности не любит.

Затем они перелистали печатные брошюры графа. Они требовали всеобщего избирательного права.

- Сдаётся мне, - сказал Пекюше, - что скоро у нас начнется заваруха!

Ему теперь - может быть, из-за желтухи - всё представлялось в чёрном свете.

6

Утром 25 февраля 1848 года в Шавиньоле стало известно со слов одного приезжего из Фалеза, что в Париже строят баррикады, а на следующий день на стене мэрии вывесили плакат о провозглашении Республики.

Это великое событие привело жителей Шавиньоля в смятение.

Но когда пришло известие, что кассационный суд, апелляционный суд, счётная палата, коммерческий суд, нотариальные учреждения, сословие адвокатов, государственный совет, генералитет и сам господин де ла Рошжаклен признали временное правительство, все вздохнули с облегчением; прослышав, что в Париже сажают деревья свободы, муниципальный совет решил, что Шавиньоль должен последовать примеру столицы.

Бувар радовался победе народа и в порыве патриотизма пожертвовал одно дерево. Пекюше тоже был доволен - падение королевской власти подтверждало его давнишние предсказания.

Горжю, усердный их помощник, выкопал один из тополей, обрамлявших луг за бугром, и приволок его в указанное место, на пустырь Па де ла Вак у въезда в посёлок.

Все трое пришли на церемонию задолго до назначенного часа.

Вот затрещал барабан и показалось торжественное шествие: впереди серебряный крест, за ним двое певчих со светильниками, священник в ризе и епитрахили; его сопровождали четыре мальчика из хора, пятый нёс ведро со святой водой, позади шёл пономарь.