Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон

Войска оцепили депо, но рабочие и не думали появляться у ворот. Они сходились теперь в окрестных лесах или в Тиллеорманской роще, где древние дубы, никогда не слышавшие крамольных речей, важно переговаривались меж собой и одобрительно покачивали вершинами.

Фон дер Лауниц сообщил в Питер: рабочие бастуют, но не буйствуют. Учинить хотя бы небольшое кровопускание невозможно — решительно никаких причин к тому нет; забастовщиками руководят социал-демократы.

Министр внутренних дел фон Плеве прислал рабочим телеграмму, в которой сообщал, что требования, выставленные ими, приняты быть не могут. «Становитесь на работу, и господин губернатор, попечению которого вы вверены, сделает для вас и то и это…»

Рабочие не вняли увещеваниям министра.

Между тем в прокламациях писалось, что железная дорога каждый день несет миллионные убытки и не пройдет недели, как все обернется по-другому.

Листрат не пропускал ни одной сходки: обычно Воронин назначал его дозорным. Как ни искала стачечников и их собрания свора шпиков, сколько ни бродила она по лесам и оврагам, ни одного накрыть не смогла. Дело у забастовщиков было поставлено солидно.

Устав от бесполезных поисков, охранка доложила губернатору, что надо пойти на мировую.

Фон дер Лауниц посоветовал Петрашевскому прогнать, хотя бы на время, Кожухова и Белова, прибавить по гривеннику рабочим и пообещал зачинщиков тут же изъять.

Петрашевский снесся со своими властями. Власти, подсчитав убытки, — а они росли каждый день, — прикинув неустойки, которые надо было платить клиентам, телеграфно обозвали Петрашевского болваном: Кожухова, мол, давно надо было перевести в другое, более тихое место, где бы он мог матерщинничать и «шалить руками», не стесняемый никем.

Петрашевский вызвал делегатов и объявил, что начальство, денно и нощно думающее о честных работниках, удовлетворило их требования.

Социал-демократы выпустили еще одну листовку, в которой объявляли, что победа одержана, и призвали рабочих кончить забастовку.

Все случилось как нельзя вовремя: мастеровые выбились из сил, сотни семейств голодали.

Пикеты были сняты. Ворота депо открылись.

Ночью охранка арестовала Воронина, Полтавского и еще восемнадцать человек, в том числе горластого, примелькавшегося шпикам Листрата.

По дороге в тюрьму, не дойдя сажени три до знакомого дома с проходным двором, Листрат, изловчившись, боднул конвойного под вздох, другому дал по уху, нырнул в ворота, выбежал на соседнюю улицу, петляя, мчался из улицы в улицу, из тупика в тупик. Задыхаясь, он добрался до леса.

Только его и видели!

Глава седьмая

1

Листрат шел без отдыха всю ночь и к рассвету отмахал верст двадцать пять. День он проспал в зарослях дубняка на берегу Вороны, а когда стемнело, опять зашагал куда глаза глядят.

Местности Листрат не знал и брел наугад, избегая сел и деревень. На рассвете второй ночи блужданий, усталый, голодный и злой, он попал в густой сосновый бор. Идти по нему Листрату было боязно. С детства и до приезда в Борисоглебск он не видел леса, ориентироваться в нем не умел и плелся наугад в жуткой тишине, где все его пугало.

Очертания деревьев в смутном свете расплывались, каждый куст таил что-то страшное. Потом в тусклой предрассветной мути Листрат приметил тропинку. Теперь он был бы рад-радешенек добраться до какого-нибудь жилья, поесть, поспать, а там будь что будет.

По тропинке идти было не так страшно. Она то пробивалась сквозь чащу, то вилась по опушке, то выводила Листрата к лощинам, затянутым клочковатым утренним туманом. Листрат шел неторопливо, погруженный в невеселые думы. Его остановил приглушенный окрик:

— Стой! Кто идет?!

Листрат был парень не из робкого десятка, однако в этот миг его проняла дрожь.

«Попал, — пронеслось в голове. — Попал, дурак!»

Собравшись с духом, ляская от страха зубами, он как бы по наитию сверху отозвался:

— Свои! — Больше он придумать в тот момент ничего не мог.

От ствола сосны отделился человек, в руке которого поблескивало, отливая черным холодком, дуло револьвера:

— А ну, подними руки! — приказал он.

Листрат, понявший, что перед ним, во всяком случае, не стражник и не жандарм, охотно выполнил приказание.

— Ты кто таков и откуда? — спросил человек. Дуло револьвера он направил в сторону Листрата, а сам стоял в тени сосны и говорил сдавленным голосом.

— А ты кто? — спросил Листрат. Он как-то сразу успокоился.

— Поговори у меня!.. — пригрозил человек. — Видел эту штучку? Мне полицейскую ищейку прихлопнуть — раз плюнуть.

— Дурак! — обиделся Листрат. — Кто это тебе сказал, что я полицейская ищейка? Иду — и все… Какое тебе до меня дело? — Он опустил руки. — Пошел ты от меня знаешь куда! Как хрястну по морде…

Человек рассмеялся и опустил револьвер.

— Фу, черт! — сказал он. — Вот те и на! Да это, никак ты, Листрат?

Человек вышел из тени. В сумеречном свете Листрат увидел скуластую, обросшую жесткой щетиной физиономию, приплюснутый нос и толстые губы.

— Коська! — закричал он, узнав бывшего двориковского волостного писаря.

— Тихо! — цыкнул тот. — Вот так встреча, мать ты моя! Как это тебя сюда занесло?

— А где я?