Волосов загадочно ухмылялся.
— Не все зараз, — сказал он, — поймете. Книжек у него!.. Вы попросите, я ему о вас кое-что рассказывал.
При первой же встрече Лахтин понравился Тане. Она попросила его дать ей что-нибудь почитать. Лахтин пригласил Таню к себе, познакомил ее с сестрой Ольгой, — она собиралась в Петербург на Высшие женские курсы. Ольга была под стать брату — серьезная, медлительная и рассудительная девушка; Таню она как-то вдруг, что называется, приняла.
Ольга Лахтина посоветовала подруге продолжить образование в Петербурге, чем и разрешила давно мучивший Таню вопрос о будущем устройстве.
С течением времени Таня коротко познакомилась с этим приветливым домом.
Лахтин мимоходом шутил с ней о происшествиях в гимназии, говорил нечто такое, что ни в какой степени Таню не занимало.
— Ясно, — решила она, — Лахтин присматривается ко мне, прислушивается и все мотает на ус.
Скоро секрет открылся: Лахтин руководил подпольным революционным кружком, в котором состояли Волосов, Сашенька Спирова, еще несколько интеллигентов и рабочих завода, где он работал.
Когда Лахтин окончательно поверил Тане, он преподал ей несколько уроков конспирации.
Таня оказалась прилежной ученицей. Лахтин давал ей одно поручение за другим То просил ее отнести письмо к знакомому статистику из земской управы и предупреждал, что письмо это должно быть вручило так, чтобы никто не видел. То поручал ей встретить у ворот завода человека, узнать его по приметам и сказать ему несколько слов. То брал ее с собой на прогулку, причем встречались они за городом, в уединенном мосте, и там передавал ей прокламации с просьбой подбросить их там-то и там то. Таня выполняла поручения Лахтина очень тщательно, проявляя необыкновенную осторожность и находчивость.
— Главное, — учил ее Лахтин, — объединение городских рабочих людей, пролетариев. Будущее принадлежит рабочему классу. — В текущей и предстоящей борьбе он отводил крестьянам второстепенную роль.
Таня не соглашалась с Лахтиным.
Тогда Лахтин решил поближе познакомить ее с рабочими — несколько раз приглашал на прогулки в лес в компании трех-четырех мастеровых. По дороге Таня дотошно расспрашивала знакомых об их житье-бытье.
Ее поражало полнейшее презрение товарищей Лахтина к накоплению каких-нибудь запасов, сбережений, к свиньям и коровам, которыми старались обзавестись рабочие, недавно приехавшие из деревни. Она удивлялась нескрываемой их ненависти к начальству.
— Подумайте, — внушал ей Лахтин, — сейчас их соединяет лишь стихийная и не вполне осознанная ненависть к начальству. В недалеком будущем их объединит не менее пламенное желание установить на земле порядки, которые бы выбили почву из-под ног царя, чиновников, судей, помещиков и фабрикантов.
Всегда возбужденный и несдержанный, Волосов горячился.
— Не слова нужны. Искра нужна, искра! Дайте мне такую машину, чтобы высекла искру, и я всю эту лавочку мигом взорву. Пролетарии? А много ль их в России? Полмиллиона, скажем. А мужиков? Поглядел бы я, как мастеровщина пойдет на царя без мужиков…
Сашенька Спирова кричала об искре еще громче. Лахтин не верил в сошествие откуда-то сверху священной искры. Там, где им мерещился сокрушительный мужицкий бунт, Лахтин находил лишь неосознанный разобщенный протест. Волосов и Сашенька довольно иронически отзывались насчет приобщения мастеровых к науке о классовой борьбе через кружки и тайные сходки. Они бы начали прямо с призыва к восстанию, главную роль в котором отводили мужикам.
Во время бесед в кружке Сашенька откровенно зевала; она решительно не могла одолеть ни одной ученой книги. Таня то стояла за Лахтина, то поддерживала Волосова.
— Костя — торопыга, да и вы, Танюшенька, недалеко от него ушли! — говорил Лахтин. — Они, видите ли, за немедленный пожар. Отлично! Подожжем этот домик, тотчас появится команда в медных шапках и притушит пожар. Нет уж, разрешите нам действовать по старой русской пословице: «И редко шагает, да твердо ступает!»
Эта поговорка как нельзя лучше характеризовала и самого Лахтина — сдержанного в проявлении своих чувств. Именно это же свойство — спокойствие духа в любых обстоятельствах — привлекло его внимание к дочери сельского священника. Он оценил способности Тани и отдавал ей много времени.
Сашенька и Волосов не любили их рассуждений. Сашенька молчала, а чаще всего уходила; Волосов то и дело встревал в спор, говорил несуразицу, выкрикивал что-то высокопарное, краснел от возбуждения, и Лахтин часто даже и не затруднялся отвечать ему. Зато Тане, когда она поддерживала Лахтина, Волосов не давал вымолвить слова.
— В конце концов, — говорил он, — если вы прочитали сотню книг, это еще не означает, что вам все известно и понятно больше, чем мне. Я народную жизнь нутром чувствую!
Колосов был явно ущемлен тем, что Лахтин верил Тане больше, чем ему.
Сашенька недолго была в кружке. Перед пасхальными каникулами во время панихиды в гимназической церкви какому-то почившему члену царской фамилии Сашенька вслух выпалила:
— Молимся бог знает о ком… О гибнущем народе панихиды бы служить!