Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон

В письме, полученном вместе с программой, знакомый Флегонту товарищ писал, что Ленин при нем говорил о возможных помощниках социал-демократов в деревне — агрономах, врачах, народных учителях, которые, как утверждал Владимир Ильич, материально и духовно принижены и близко наблюдают и на себе чувствуют бесправие и угнетение народа. Распространение среди них сочувственного отношения к социал-демократизму не подлежит сомнению.

5

Все это заставляло Флегонта думать глубже, разрешать вопросы, как бы и не имеющие прямого отношения к деревне и к делу, к которому он готовил себя.

Он снова углубился в чтение.

Отец присылал Тане достаточно денег. Через петербургских друзей она выписывала книги. История народов, история всего живого или давно исчезнувшего, описание путешествий, философские сочинения, книги русских и западных классиков — вот над чем просиживали теперь Таня и Флегонт.

Тане не стоило труда уговорить Флегонта учить иностранный язык. За годы ссылки он, хотя и с большими усилиями, выучил немецкий язык.

Мир для Флегонта как бы раздвинулся. Он и не представлял, как много захватывающего, интересного и разноречивого таит в себе жизнь. Он научился сопоставлять и обобщать факты и делать умозаключения, поражавшие Таню здравым смыслом и живостью суждения.

Судьбы деревни, не перестававшие волновать его, он теперь безраздельно связывал с судьбой рабочего движения.

Так в сибирской глуши постепенно совершалось новое рождение человека.

Таня, на глазах которой происходило это сложное появление новой, глубоко осмысленной жизни, радовалась. Однако она не переставала быть требовательной…

Остерегаясь резких и неосторожных прикосновений к сердцу Флегонта, она сама делалась мягче, ласковее и нежнее, не теряя притом ни воли, ни твердости.

Но все это не мешало Флегонту оставаться добродушным, участливым и веселым человеком. Он по-прежнему хохотал над мало-мальски смешным, пел так же часто и с тем же неподдельным чувством и порой плакал над жалостливыми словами песни, любил охоту, выпивку в компании, сходки мужиков…

6

Время шло…

Маленькая колония коротала вечера за книгами, писала письма и читала полученные с воли.

Ольга Михайловна получила положительный ответ на свое прошение и собиралась ехать в Дворики, однако откладывала поездку, — ей не хотелось расставаться с Таней, срок ссылки которой истекал будущей весной. Флегонту оставалось еще долго жить здесь.

Часто приходили письма от Викентия. Все в Двориках было как два года назад, как двадцать два года назад. Судебной волоките не было видно конца… Мужики по-прежнему сеяли на арендованной земле — и то слава богу!

Григорий Распутин сходил за это время в Соловки и вернулся присмиревшим: Ольгу Михайловну он не замечал, а Флегонту сказал, что в Соловки он ходил «по велению свыше», будто увидел он во сне богородицу и сказала она ему: «Странствуй, странствуй, Григорий, до высоких высот ты вознесешься, а главное — не верь политическим каторжанам и разным там социалистам…»

Флегонт понимал, что невежество Распутина не так уж безобидно.

Глава десятая

1

Через несколько месяцев после выхода книги Ленина «Развитие капитализма в России» в Шушенское стали приходить восторженные отзывы. Сестра Ленина, Анна Ильинична, сообщала, что среди питерской социал-демократии и интеллигенции книга стала как бы библией движения…

Надежда Константиновна торжествовала:

— Вот видишь, я оказалась права! Эта книга стоит сотни стачек, забастовок и десятка кружков. Теперь тому же Флегонту можно доверить не только сочинение прокламаций, но и кое-что посерьезнее.

Настроение у Ленина было приподнятое.

Однажды с раннего утра он ушел на охоту. Стоял август, синело безоблачное небо, и вся природа как бы замерла в жаркой тишине.

Надежда Константиновна с утра сидела за работой в горнице, устланной пестрыми дорожками. Едва приметное движение воздуха шевелило ситцевые занавески на окнах. За стеной спала больная мать, на кухне бренчала посудой девочка Паша. Только что принесли давно ожидаемую почту: тут были письма от матери и сестры Ленина, книги, журналы, газеты. Одна из журнальных книжек привлекла внимание Надежды Константиновны. Анна Ильинична в письме почему-то настойчиво рекомендовала этот номер журнала.

Ничего чрезвычайного в статьях журнала при беглом просмотре Надежда Константиновна не нашла, но едва заметная закорючка карандашом, сделанная у заголовка какой-то совсем невинной статьи, заставила ее взять жидкость для проявления тайнописи. Она угадала: между строчками было конспиративное письмо. Анна писала брату: