Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон

— А напрасно ты его, Аленка, гонишь, — насмешливо проговорил Листрат. — Будешь ты у него ходить в шелках-бархатах, сундук тебе добром набьет, калоши купит, каждым куском попрекать будет: ешь, мол, да чувствуй мое снисхождение к дуре деревенской, гляди на меня, как на икону, я тебе благодетель, я тебя, сироту, взял из навоза в каменный дом.

— Замолчи, Листрат! — крикнул Николай. — Ну, что ты ко мне привязался?

— Ты помолчи, студент, я про тебя все знаю — за каждой юбкой бегаешь! Нет, Аленка, нам бог велел вместе жить. Ты — стряпуха, а я — батрак. Добра у нас много — в одном узелке уместится. Зато руки-ноги да голова на плечах. Уйдем мы с тобой осенью в Царицын, на завод поступим — вольней нас людей не будет.

— Ой, дурачок! — рассмеялась Аленка. — Ну и уморушка!.. Ну, а ты чего молчишь, пастух? Чем меня задобрить хочешь?

— Не знаю.

— А ты скажи чего-нибудь.

— Не умею.

— Ну, все-таки!

— Вот миру поклонюсь, может, избенку построят, — тоскливо сказал Чоба.

— Да, как же, жди, построят они тебе! — с усмешкой вставил Листрат.

— Ты на дуде хорошо играешь, — Аленка села на могильный холм. — Полоскала хозяйское белье, а ты сидишь на кургане и дудишь. Я целый час слушала. Вот уж смеялась.

— Чего же смеяться-то? — обиделся Чоба. — Ай уж так плохо я играю?

— А я сама не знаю, с чего. Я тебя вижу, а ты меня нет — мне и смешно! — Аленка вздохнула.

— Ну, что ж ты мне, Аленка, скажешь? — вступил в разговор Листрат.

— Погоди, не к спеху.

— Пойдемте в чайную! — предложил Николай. — Чего тут сидеть. Пойдем, Сергей! Чоба, пойдем!

— Не-ет, — отозвался Чоба.

Аленка задержала Чобу и шепнула:

— Приходи через часок к нам на зады, ладно?

— Ладно!

Дойдя до волостного правления, все разошлись.

Листрат пошел домой, Николай и Сергей — в чайную. Аленка побежала домой, а Чоба медленно побрел к задам.

3

Миновав огороды, Чоба вышел в поле, к усадьбе сельского старосты, присел на полусгнивший пень и стал ждать.

В селе лаяли собаки, и это был единственный звук, нарушавший ночную тишину. Девки и парни, гулявшие до утра, разбрелись кто куда.

Тихо. Звезды закрыты облаками, завтра жди дождя.

Перед Чобой расстилалось ровное поле — улусовская арендованная земля, — она подходила к самому селу.

От огородов землю отделял неглубокий ров, а между рвом и огородными плетнями шла проселочная дорога, заросшая травой и лопухами. Чоба различал насыпь рва, а дальше все сливалось в одно — и небо и земля. Где-то впереди курган, а под ним — Лебяжье озеро. В лунные ночи отсюда был виден курган и посеребренная светом луны рябь озерной воды. Тогда и поле не казалось таким угрюмым, оно было видно до села Чичерино.

Чоба любил поле, освещенное солнцем. С вершины кургана открывался вид на соседние деревни и села и на дороги, уходившие бог весть куда — к другим селам и городам. И так тянули его к себе дороги! Посмотреть бы иные места, иных людей. Взять бы посошок да и пойти…

Ни родных, ни друзей у Чобы нет. Был он взят бабкой Степанидой из приюта уездной земской управы двухлетним ребенком: бабка брали из приюта ребят и выращивала их до двенадцати лет, получая за это двадцать целковых ежегодно.

Чоба был у Степаниды пятым приемышем. Двух она выкормила, а двое померли. Бабка однажды сообразила: лучше получать деньги и кормить ребят кое-как, чтобы господь поскорее призвал к себе их ангельские души, чем плодить горе, — кто знает, что станет с сиротами, выживи они.

— Последнего ребенка — это и был Чоба — она не успела уморить: бог призвал бабку к себе.

Общество кое-как выкормило Чобу, а когда он подрос, определило в подпаски; потом Илья стал пастухом.

Весной и летом, как водится, он ночевал по очереди в избах, зимой его пускала к себе Аксинья Хрипучка, мать Листрата.

Край неба очистился от облаков, и Чоба увидел курган. На вершине его то появлялся, то исчезал огонек. Чобе стало страшно: нечистый ходит и стережет заколдованное место. Уговаривают рыть клад… «Да ну их!..»

4

— Илюша, а Илюша! — услышал Чоба голос Аленки. — Где ты?

Чобу точно ветром сдуло с пня.

— Тут, ай не видишь?

— Выдумал тоже, в такую темень бог знает куда забираться! — холодно сказала Аленка. — Ну? Чего тебе надо?

Чоба поперхнулся: сама же его звала, он же в ответе!

— Ты чего встал? — рассердилась Аленка. — Экая ты, Илюха, орясина. Садись.

Чоба покорно опустился на пень. Аленка села на траву рядом.

— Ну, говори.

— Чего?

— Что хочешь. Про теплые края обещал рассказать.

Говорят, далеко отсюдова, около самого синь-моря, есть теплые края. Народ там живет прямо на улицах, топки ненадобно, рожь сама по себе растет, не сей ее, а только убирай. Яблоков и огурцов — полно! И земли, бери — не хочу. Я слышал, поп новую церковь задумал строить. Пойдем мы с тобой ходебщиками — собирать деньги на построение храма, высмотрим места, поставим избушку и заживем. Много ли нам надо?

— Говори еще.

— И еще, слышь, растет в тех краях сладкая ягода-виноград, я ее у попа пробовал, барышня давала. Сладкая-пресладкая!

— Еще говори.

— Больше нечего.

— Тогда я побегу домой. И то боюсь, достанется мне от хозяина. Как узнает, что я к тебе пошла, такую выволочку задаст!

— Не задаст.