Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон

Это был как раз тот самый час, когда Ерофей Павлович открывал рот; тем и объяснялась его многоречивость.

— Так доложить-с?

— Да, да.

Ерофей Павлович ушел. Через несколько минут он вернулся и сказал, что велено просить в сад, в беседку около пруда.

Таня обошла дом, миновала липовую аллею и вышла к пруду.

В беседке сидели Сашенька и Волосов. Таня поморщилась: писарь с его кривляниями и воплями о терроре становился ей все более противным. Она хотела покончить с ним раз и навсегда, но сейчас ей было не до него.

— Драгоценная Татьяна Викентьевна, в добром ли здравии вы совершили свой вояж из Двориков в наши пенаты? — шутливо спросила Сашенька. — В добром ли здоровье ваш батюшка? Как ваше здоровье, моя милочка?

Таня рассмеялась.

— Благодарю вас, — в том же тоне ответила она. — Все находятся в добром благополучии благодаря господу богу и вашим молитвам.

— Я так довольна, ах, ах! — сказала Сашенька, морща носик.

Волосов встал. После того как Таня виделась с ним в последний раз и просила помочь Флегонту, они не встречались.

— Ты куда?

— Пойду!

— Посиди.

— Не хочу.

— Мальчик был диковат со дня рождения, простим ему это, — сказала Сашенька.

Волосов вышел из беседки. Сашенька пожала плечами.

— Он добрый, но странный какой-то.

— Ничего в нем странного нет, — ответила Таня. — Он авантюрист и кончит плохо, вот увидите.

— Представьте, это-то мне в нем и нравится. Знаете, я влюбляюсь в него. Все больше и больше.

«Два сапога — пара», — подумала Таня.

— Он, конечно, не красавец, но…

— Сашенька, ведь и вы не писаная красавица.

Сашеньку с ее бледным лицом, узким разрезом глаз и редкими желтоватыми зубами назвать красавицей нельзя. О своей влюбленности в писаря она сказала, разумеется, в шутку: Волосов нисколько не был влюблен в нее, так же как и она в него. Впрочем, перед Улусовым Сашенька разыгрывала роль влюбленной с единственной целью — позлить дядюшку. Дворянка — и вдруг любит племянника лакея, человека без роду-племени и определенных занятий.

— Я страшно рада, что вы приехали ко мне. Мне все тут безумно надоело! Чаю хотите?

— Я к вам, Сашенька, ненадолго и по делу.

— А может быть, прокатимся с вами в Тамбов, а? Поедемте, Танюша! Повидаем старых друзей, Лужковского растормошим! Зевластов отвезет нас к поезду на тройке. Фр-р! Птицами полетим. Вот люблю!.. Как Зевластов гаркнет на лошадей, как они взовьются, как хвосты поставят трубами — эй, гони, не догонишь!..

— Боюсь, что Зевластов не повезет нас в Тамбов. Боюсь, Сашенька, что он никого и никуда не повезет, а его повезут. Вы знаете, что у нас случилось?

— Знаю, все знаю. И как Никиту Модестовича выкупали в луже, и как вспахали землю. Теперь только и жди расправы.

— Вот видите.

— Дядюшка вернулся из Двориков ужасно злой.

— Тем более. А вы знаете, что Никита Модестович сказал нашему старосте и Ерофею Павловичу, когда уезжал в Тамбов? Он грозит сжечь Дворики!

— Полно!

— Сашенька, вы знаете характер Улусова. Прошу вас немедленно, понимаете, немедленно дать ему в Тамбов телеграмму, вызвать его сюда. Я уже не знаю, что вы придумаете, но важно, чтобы он примчался, чтобы он не успел донести губернатору… Сообщите, что вы при смерти, что от молнии сгорело имение, что вы сбежали… Одним словом, надо его вернуть, иначе в бешенстве он может наделать бог знает что. Разрисует это происшествие бунтом, тем более, что и в соседних селах начались волнения, потребует солдат… Вы знаете, как это делается.

— Представляю себе Никиту Модестовича, сидящего на козлах тарантаса, а вокруг вода. Нот, он просто прелесть, этот Зевластов! — Сашенька рассмеялась. — Вот с этого-то, Таня, все и начинается, начинается то, к чему мы и зовем крестьян.

— Сашенька, милая, мне сейчас не до политических споров. Поймите всю важность того, что может быть.

— Ничего дурного селу он не сделает. Он трус.

В беседку со скучающей миной вернулся Волосов.

— Костя, растолкуйте Сашеньке, чем все это может окончиться, — резко сказала Таня.

— Все, что захочет.

— Перестаньте. Все ненавидят Улусова бог знает как!

— А вы его очень любите, — заметила Таня.

— У нас с ним особые счеты.

— Надо думать, тоже политические? — Таня усмехнулась. — Он за солдатами поехал!

Сашеньке передалось волнение Тани.

— Я сегодня же пошлю телеграмму. И ведь правда, он такой… Возьмет да и…

— Да и отправит десяток-другой мужиков на каторгу, — добавила Таня.

— Ну, уж так-таки и на каторгу! Замолчите, Танюша, вечно вы со своими преувеличениями!

4

В тот вечер Сашенька чем-то была занята, потом легла спать и телеграмму не послала.

Вспомнив о просьбе Тани утром следующего дня, она принялась сочинять телеграмму, но ничего для немедленного вызова Улусова из Тамбова придумать не могла. Потом, опять занявшись какими-то делами, вообще забыла о своем обещании.