Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон

— Ах, этого слова вам не понять.

— Ос-споди, сынок, Миколай… На коленки стану, скажи, брал или нет?

— Встаньте, папаша. Вы просто гадки. Ну, предположим, я их взял. — Голос Николая дрогнул. — Ну, украл, если хотите. Что, вам от этого легче будет? Все равно пропали, — ищите не ищите — не вернутся.

— Миколаша, Миколай, сыночек, царица небесная! Да что же это ты?.. Не верю, не верю!

— Ну да, я взял деньги! — истерически выкрикнул Николай. — Не себе взял, не на баб, не на рестораны. На то вы мне, надеюсь, и без того дадите. Взял на такое, на что вы бы мне не дали, а я должен был дать. Взял не ваши деньги, а народные, которые вы с народа содрали. На народное дело и взял. Можете сказать становому, земскому, попу, черту, дьяволу, но отстаньте от меня, отстаньте! — Николай с отвращением смотрел на отца — тот на коленях полз к нему.

— Миколай, Миколаша! Ах, ты, за что же ты?.. — лепетал он.

— И я вам вот еще что скажу, — задыхаясь, проговорил Николай. — Вы мне и в Москву будете присылать столько денег, сколько я потребую. А не будет денег, всем скажу, что вы мне не отец, и что мать моя мне не мать, и дом — не дом, а проклятое место. Так и знайте, так и знайте. И не смейте меня ни о чем спрашивать, а если хоть пальцем тронете — сожгу! Все сожгу: и дом, и лавку, и ваш кабак, и мельницу. А сам брошусь в озеро. И вот еще что… Ольга Михайловна хочет строить школу, и выстроит, я знаю, выстроит. Вы должны дать ей в кредит железа, гвоздей и все, что нужно, слышите? Я не требую от вас жертвы, безвозмездного пожертвования и так далее, я не хочу, чтобы вы транжирили эти деньги, в конце концов они мои, и только мои. Но в кредит вы дадите.

— Микола, сынок, да где же я возьму?! — воющим голосом бубнил Иван Павлович. — На церковь, на школу…

— Не врите! Я знаю, где у вас лежит железный ящичек. Вы не откажете Ольге Михайловне. Может быть, она вашей снохой будет, понимаете ли вы? И убирайтесь отсюда, я вас ненавижу. Вы мироед, кровопийца, кулак! Когда все полетит вверх тормашками, вам первому пулю в лоб, так и знайте!

Иван Павлович от таких слов лишился языка. Его рыбий мозг, привыкший делить людей на два разряда — дураков, то есть нищих, и на умных, то есть богатых, — не мог ни вместить, ни переварить того, что сказал сын. Его сын! Миколай! Лавка, чайная, мельница, капиталы в железном ящичке, бессонные ночи, каторжная погоня за лишней копейкой, — ах ты, господи!.. Для кого все это делалось, как не ради него, Миколая, сынка, любимчика, студента! Мечта-то была — собрать деньжат, купить в Тамбове на главной улице доходный дом, в первый этаж пустить квартирантом, а на втором прибить к двери медную доску: «Присяжный поверенный Николай Иванович Челухов». Вот ведь какая была мечта-то… А как все обернулось? Чего отцу наговорил, какие слова-то страшные сказал! «И не тронь его, ни-ни, и не вздумай! Тронешь — сожжет, весь в меня, а меня народ недаром зовет «Огнем». Кровь-то предков, ох, сильна!»

— Миколай, сынок! — Иван Павлович, растянувшись на полу, хватал руки сына, слезы катились по его лицу.

Николай отшвырнул отца и, встрепанный, с капельками пота на лице, направился к двери.

2

На пороге, наблюдая эту сцену, стояла девушка с пышными волосами над лбом и капризно вздернутой верхней губой. Внимательно посмотрев на Николая, она иронически усмехнулась.

— Ага, это вы и есть? Таким мне вас и описали! — Ее губка снова выдвинулась вперед, придав лицу выражение смешной озабоченности.

— Простите, я, право… — оторопело выговорил Николай.

— Идемте! Не здесь же нам разговаривать.

Они вышли из дома в сад.

— Меня послал к вам Черный.

— Черный? А-а, знаю, — губы Николая раздвинулись в улыбку. — Костя Волосов, да? Он был здесь, но…

— Вы болтаете лишнее, — строго прошипела девушка. — Так можно нарваться на провокатора.

— Простите, — пробормотал Николай.

— Я слышала ваш разговор с отцом. Вы правы: либо чувства, либо рассудок. И ненависть. Не личная, а общественная, вековая, народная, понимаете?

— Да, да, я понимаю, — покорно, как ученик, повторил Николай. — Я его терпеть не могу.

— Черный сказал, что вы дали деньги на общее дело. Вы их экспроприировали?

— Да, я утащил их. Но это мелочь. А что вам, собственно, угодно?

— Мне нужно к Татьяне Глебовой, но так, чтобы никто не увидел. За мной могут следить. Проводите меня к ней задами, вообще, как хотите, но чтобы не заметили.

— Вы так и пришли?

— Да, а что?

— День сегодня прохладный, а вы так легко одеты.

На девушке была кургузая, едва доходившая до талии жакетка из шерстяной ткани и юбка, перетянутая широким кожаным поясом.

— Ничего, — ответила девушка. — Надо привыкать к лишениям. Да идемте же!