Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон

Итак, воевать! Чем он хуже предков? О командовании армией Николай в те времена еще не думал, у него хватало на это такта. Но у него есть смышленые генералы, и они сокрушат япошек в три счета.

Благоразумные люди предупреждали, что война может оказаться не такой уж короткой и не обязательно победоносной.

— Так вспомните наши последние завоевания! — стоял на своем Николай. — Вспомните скобелевские походы, падение Бухары, Хивы!

Ему указывали, что плохо вооруженные войска ханов Бухары и Хивы не идут ни в какое сравнение с японской армией. Она уже не та, какой была пятьдесят лет назад. Ее обучили лучшие европейские генералы и вооружили мощные европейские поставщики оружия.

— Но у них еще нет военных традиций! — возражал Николай. — Если русские армии в свое время били Карла Шведского, Фридриха Великого, самого Наполеона, неужели мы, вооруженные громадным военным опытом, не разобьем японцев?

— Государь, в те времена, о которых вы изволили говорить, во главе русских войск стояли такие полководцы, как Великий Петр, и не менее великие Суворов и Кутузов.

— У японцев тоже нет Суворовых и Кутузовых.

На том и кончились споры, а дядя и племянники шипели на ухо Николаю:

— Воевать!

— Воевать! — нашептывала по ночам Аликс. — Пусть слава украсит твое царствование, Ники.

— Воевать! — твердил господин русский капитал. — У всех есть колонии, а мы что? Лыком шиты?

— Воюй, Ники! — советовал император германский Вильгельм Второй.

Ему не терпелось стравить родственника с Японией, а затем с Англией и Америкой, чтобы покончить впоследствии с ними, а заодно и с Россией. Воинственный клич «Дранг нах остен!» был выдуман германскими милитаристами как раз в царствование Вильгельма.

Витте, в сущности, тоже был не против того, чтобы отхватить жирный корейский кусок и самому полакомиться у барского пирога. Но он знал, что Япония будет воевать английскими пушками и американскими долларами. Битвы один на один с Японией он не страшился. В войне сразу с тремя могущественными странами, утверждал Витте, России несдобровать.

Победоносная маленькая война, одинаково нужная для царского престижа, и для царского кармана, и для отвлечения народа от смуты, может кончиться очень плохо. Витте уговаривал царя подождать с войной, доказывал, что она обойдется в миллиард рублей золотом и будет стоить десятки тысяч жертв, а исход ее может быть плачевным. Приятель Витте — военный министр Куропаткин указывал, что нельзя снимать войска с Вислы, потому что хотя молодой германский император друг и родственник императора русского, но при удобном случае не преминет всадить нож в русскую спину.

Николай мрачно молчал, слушая шепот, требования и уговоры племянников, Аликс, капиталистов, рассуждения Витте и предостережения Куропаткина. Какое ему дело до казенного миллиарда и десятков тысяч убитых? Война всегда требует денег и человеческих жертв. Война нужна! Император Вильгельм благородная личность и хотя возражает против завоевания Россией Константинополя, о чем Николай так мечтал, но нож в спину он, разумеется, не всадит. Напротив, император Вильгельм, одобряя его планы насчет Кореи, сдержит Англию и воздействует на Америку. Что бы там ни говорил Витте, этот слишком возомнивший о себе министр, но войне быть! Как только окончится постройка Сибирской дороги, можно, благословясь, начинать…

Витте упорствовал, юлил и извивался и, наконец, вывел из себя Николая. Нужна была еще одна капля, чтобы недовольство вылилось в гнев.

Витте сломал себе голову на семидесяти пяти рублях, срезанных в пику Победоносцеву из сметы на саровские расходы. Капля пролилась, и чаша государева гнева переполнилась. Плеве торжествовал: государь сказал ему по секрету, что после возвращения из Сарова он прогонит Витте.

Мстя Витте, Николай (предварительно сильно покряхтев) прибавил к ста двадцати пяти тысячам, отпущенным казначейством на торжества в Сарове, триста тысяч рублей из собственного кармана. Подбавила из личных денег Аликс. Сколько вкатили в всечестные мощи Серафима охрана петербургская, московская, нижегородская и тамбовская, губернаторы, предводители дворянства и «князья церкви», — о том никто не ведал. Какой-то досужий журналист подсчитал, что каждая кость святого Серафима обошлась русскому народу в сто тысяч рублей.

3

Как бы не так, дело было сделано, и государь начертал на деяниях Святейшего синода о причислении старца Серафима к лику святых: «Прочим с чувством истинной радости и глубокого умиления», — приумножив этим опусом собрание своих литературных произведений. Отметим кстати, что Николай был не только самодержцем, но мнил себя великим оратором и литератором.

Его речи и сочинения распубликовывались во всех газетах, как отечественных, так и зарубежных, и вызывали волну разнородных чувств… Мнения, правда, делились. Иные читали сочинения и слушали речи Николая с восторгом, другие с гневом и ненавистью.